– Ну, прекрати зенки-то пучить, я тебе заплачу, хочешь? Ее Ригондой зовут, не девка, а пожар просто!..
– Да будет вам, господин хороший, людей пугать! – неожиданно воскликнул работник и оттолкнул Рони. – Ригонда полтора года как пропала…
– Куда пропала? – не понял Рони.
– Никто не ведает, куда. Пошла белье полоскать в ставу и пропала! Мы пришли, а ее нет! Корыто деревянное стоит, и тряпки по ставу раскиданы, а она исчезла!.. Сказывали, утопла, но в ставу все прошли – нет никакого тела, и в лесу не нашли, и холмы обшарили.
– Что ты такое мелешь, если я сегодня только утром…
– Постой, Рони, давай отойдем, – вмешался Мартин и потащил младшего товарища в сторону.
– Послушай, Мартин, должно, мужик просто запутался…
– Это ты запутался, парень. Нет твоей Ригонды в живых, тебя призрак в оборот взял, крови твоей захотел, а ты на нее и польстился!
– Постой…
Рони попытался вырваться, но Мартин держал его, как клещами.
– Выкинь это из головы, Рони, приблуда это!.. Будешь думать о ней дальше – пропадешь!..
25
Даже пробыв в дороге пару часов, Рони все еще выглядел каким-то остекленевшим. Протрезвевший в пути Бурраш обратил на это внимание и спросил Мартина:
– Что это малой наш как не в себе?
– Призрак ему привиделся в виде красавицы, – со вздохом сообщил тот.
– Ничего себе. Это когда?
– К ставу спустился, там она его и завлекла.
Бурраш осторожно посмотрел на Рони, который все это время ехал верхом, глядя перед собой.
– Скверное дело, – сказал орк, покачав головой.
– То-то и оно.
– Не надо было вам в этот ставок соваться, от этих умываний одни неприятности. Небось и щеточки свои прихватили, чтобы зубы мыть?
– Прихватили, – подтвердил Мартин, раздумывая, стоит ли рассказывать о собственных приключениях возле этого ставка.
Холмы вокруг становились все круче и скоро сложились в горный хребет, вставший поперек пути. Дорога пошла на подъем к перевалу.
– Рони, сойди на землю, разомни ноги, – предложил Мартин, но младший партнер его не услышал.
– Ну что с ним делать, а? – обратился Мартин к Буррашу. – Может, облить его водой, как думаешь?
– Нет, водой не надо, его сейчас змея изнутри гложет.
– Какая змея?
– Известно какая – тоска. Из-за тоски легко и разума лишиться, тут надо осторожно действовать. Вот у нас в полку один товарищ заскучал по дому – жена у него была молодая, ребенок. Такой же заторможенный днями просиживал да смотрел на дорогу, есть-пить забывал. Так наш сержант возьми да и тресни ему палкой по голове, думал его в себя привести, а тот выхватил тесак да на него.
– И что?
– Едва не зарубил. Впятером еле оттащили.
– И что же нам делать? – шепотом спросил Мартин, глядя на покачивающегося в седле Рони.
– Есть один способ.
С этими словами Бурраш сунул руку в торбу, которую вез на себе свободный мул, и вынул узкогорлый кувшин, в который на дорожку им выдали наливки.
– Думаешь, он станет это пить? – с сомнением спросил Мартин.
– Если будем заставлять – откажется, – уверенно произнес Бурраш. – Но мы зайдем хитростью, скажем, чтобы в сумку положил. Допил и положил.
– Начнет пить, поймет сразу.
– Не поймет, он сейчас, как снулая рыба, огуречный рассол от меда не отличит.
Мартин на это лишь покачал головой и, спрятавшись за шагающим мулом, стал наблюдать за действиями орка.
Тот бочком переместился ближе к Рони и пошел рядом, затем вытащил из кувшинчика пробку и, сделав пару глотков, протянул Рони:
– Положи-ка его вон в ту торбу!
Рони машинально взял кувшинчик, но плеснувшаяся наливка испачкала ему руку.
– Ой, да там еще осталось? – как будто удивился Бурраш. – Ну, так допей остаток, а потом брось кувшин в торбу.
Произнеся слова своей роли, орк отошел, демонстрируя свою полную отстраненность, а Рони, не глядя, раскрутил содержимое сосуда и, запрокинув голову, выпил в несколько больших глотков, затем сунул пустой кувшинчик в торбу и снова уставился на дорогу.
Мартин оставил одинокого мула и подошел к Буррашу.
– И что теперь?
– Думаю, мы эту змею затравим. Клин клином, как говорится, наливка у лесничего крепкая, на себе испытал.
Так они прошагали в гору до высокой отвесной стены, которая потянулась по правую сторону от дороги. Вдруг Рони сам спустился на землю и, подойдя к обочине, стал справлять малую нужду.
Потом застегнул штаны, вернулся на дорогу и сказал:
– Ну и напугал ты меня, Мартин.
Мартин с Буррашом переглянулись, не зная, как это истолковывать.
– Я говорю – страху ты на меня нагнал так, что картины одна чернее другой одолевать стали.