У Овцера была короткая черная борода и жгучий взгляд, пронизывающий до костей. Сейчас он был босой – любил ходить по теплому полу и оттого казался охраннику еще более диким.
Склонившись над холопом, Овцер сжал огромные кулаки так, что щелкнули суставы, но, вспомнив досадный инцидент месячной давности, взял себя в руки и отошел к окну.
– Как она выглядит?
– Ну… это…
Охранник понял, что пронесло, однако соображал пока очень плохо.
– Ну… она это… она сухая такая… Но глаз строгий, ваша милость, очень строгий глаз!
– Хорошо, веди ее сюда.
– Су… слушаюсь… – прошептал охранник и, не сразу найдя дверь, выскочил вон. После него в комнату вошел старый лакей и застыл в выжидательной позе.
– Сапоги подай.
– Вон они, ваша милость. И носочки к ним из крученых ниточек. Чистая шерсть! – елейным голосом пропел лакей и, приблизившись, поставил пару сапог с запущенными в них носками. – Желаете, чтобы обул?
– Пошел вон.
– Слушаюсь, – пробормотал лакей и вышел спиной вперед. Дверь закрылась, и Овцер, вздохнув, принялся обуваться.
6
Едва Зена вошла в апартаменты, провожавший ее лакей тотчас захлопнул дверь. Пришлось осматриваться самой, и она прошла в середину просторной комнаты.
Вдоль стен стояла мебель орехового дерева, кое-где украшенная резной костью и золотом. Дорогое зеркало с настоящей амальгамой высилось до самого потолка, а новомодные гобелены, привезенные из Ингландии, были развешаны без счета.
Половину окон закрывали тяжелые шторы, и комната освещалась лишь с одной стороны – светом окон, выходивших во двор.
Но, несмотря на богатую обстановку, дорогое дерево на полу и серебряные светильники, уюта здесь не ощущалось, только напряжение и страх. Хозяин чего-то боялся.
Зена вздохнула и коснулась левого рукава, где был спрятан кинжал, с которым она не расставалась тридцать лет.
Она пришла с миром, но кто знает, как настроен хозяин?
Он появился из потайной дверцы, скрытой заморской мозаикой, в то время как Зена ожидала его у лакированной двери с инкрустациями.
– Ты кто? – сразу спросил Овцер, наступая на Зену и пытаясь вспомнить, откуда ему знакомы ее черты.
Горничные, прачки, белошвейки, купеческие жены, дамы из семейств королевских чиновников – все былое пронеслось перед глазами Овцера, но это было не то. К тому же по Маржинской дороге он проезжал десятки раз.
– Не признал? – спросила Зена, пристально глядя на Овцера и по его глазам понимая, что он далек от этого.
– Стоп!
Овцер скрестил руки на груди и кивнул:
– Ты – та самая разбойница! Зена!..
– Ну, наконец-то. Думала, не вспомнишь.
– Да я тебя никогда не забуду, потому что поклялся найти и убить, тварь ты такая!.. – закричал Овцер, яростно жестикулируя и надвигаясь на непрошеную гостью, но та не сдвинулась с места, а Овцер остановился перед ней и, опустив руки, сказал: – Ты постарела, но осталась прежней Зеной.
– Я старалась.
– Ты помнишь, сколько унесла моего золота?
– Сорок фунтов, без двух унций.
– Точно. Но ты же понимаешь, что за эти деньги тебя убьют трижды?
– Да хоть четырежды, Ярмук, ты это золото уже не вернешь.
– Дело не в золоте, дело в чести! – снова начал распаляться Овцер. – Ты опозорила меня! В конце концов – я поклялся! Почему ты так со мной поступила?
– Ты хамил, ты распускал руки, ты вел себя, как вырвавшийся из загородки бык.
– Ты мне просто понравилась! – развел руками Овцер.
– Ты мне тогда тоже понравился…
– Правда?
– Правда.
– Ты лжешь.
– Нет, не лгу. Иначе бы я заколола тебя в том грязном кабаке, но я просто ушла.
– Ты разрезала рот до ушей моему слуге!.. – напомнил Овцер.
– А ты приказал ему задержать меня и кричал вслед оскорбления.
– А ты решила отомстить?
– Нет, сначала я узнала, что по Маржинской дороге повезут монеты. Это сулило неплохой куш.
– Кто тебе сказал?! – воскликнул Овцер, разом возвращаясь на тридцать лет назад.
– Точно не помню, какие-то прислужники, что подносили вам в кабаке закуску. Вы были неосторожны, наболтали лишнего, а они услышали и за пару серебряных монет продали новость моим людям. А уже потом я узнала, что это твой обоз.
– А что же не отказалась, если я тебе нравился? – криво усмехнулся Овцер.
– Нравился – не нравился… – Зена усмехнулась. – Дело прежде всего, Ярмук.
Они помолчали, возвращаясь в далекие события прошлого. Овцер вспомнил, как после ограбления искал тех, кто продал его разбойникам, и избавлялся от подручных, полагая, что вина лежит на них, но все оказалось проще.