— Кэтрин. — Она услышала его шепот, в то время как его руки не спеша сняли сорочку с ее плеч, обнажив ее грудь. Она проглотила застрявший в горле комок и зажмурилась, а его руки скользнули вниз, и вот они уже подхватили ее груди, и его пальцы легонько гладят соски. — Моя милая Кэтрин…
Ей казалось, тело ее растворяется под его ласками. А его дыхание участилось, выдавая его волнение, опасение повредить ей, напугать ее.
Она приподняла голову, открыла глаза и зачарованно смотрела, как его правая рука оставила ее грудь, чтобы опуститься ниже по животу, описывая на нем маленькие круги. Казалось, он открывает ее для себя, наслаждаясь одним видом ее тела. Она не ожидала такого, она даже надеяться не могла на такое, но вскоре она ощутила у себя в животе словно некую тяжесть, которая все росла и превратилась в желанный, знакомый жар, который спустился вниз. И совершенно естественным движением она раздвинула ноги, позволяя ему проникнуть повсюду, куда он хотел.
Она доверилась ему полностью. Она поверила, что он не причинит ей зла, не повредит ей, и она дала ему знать об этом доверии. Она продолжала наблюдать за тем, как его пальцы скрылись у нее между бедер, как они ласкают самые потаенные уголки ее тела. И это не смущало ее. Наоборот, приводило в восторг.
Она повернулась поудобнее, стараясь не выскользнуть из объятий его левой руки, и поцеловала его в плечо, молчаливо прося обнять ее еще крепче. Прижать ее еще сильнее. Научить ее, как надо его любить.
Он повернул ее, не выпуская из рук, так, чтобы она улеглась на теплом пушистом ковре, и лег рядом, подперев рукой голову. Он казался ей невообразимо прекрасным, юным и влюбленным.
— Здравствуй, моя милая Кэтрин, — сказал он, и от его полной любви улыбки сердце ее растаяло. И тогда, к собственному удивлению и стыду, она разразилась слезами. — Не надо плакать, любовь моя. — Его голос звучал ласково, он гладил пальцами ее щеки. — Я никогда не обижу тебя.
Кэт потрясла головой, шмыгнула носом, и постаралась объяснить:
— Я знаю. Я плачу потому, что это нечестно по отношению, к тебе. Я должна была быть девственной. Ты заслужил девственницу. А я родила ребенка, Люсьен, — ребенка, которого не хотела, но которого любила и оплакивала. И ты не сможешь об этом забыть, даже если захочешь. На моем теле остались позорные шрамы от прошлого.
Она знала, что ее слова ранят его, но все равно взяла его руку и положила на два синеватых шва, пересекавших ее живот с правой стороны — пожизненная мета на теле женщины, чье тело было колыбелью для новой жизни.
Его пальцы погладили эти шрамы, и он так долго не сводил с них взгляда, что Кэт невольно съежилась. Судя по всему, одно дело было говорить об этом, и совсем другое — вот так поставить его лицом к лицу с ее прошлым.
— Ты не права, Кэтрин, — наконец прошептал он осипшим голосом, заглянув ей в глаза, словно придя к какому-то решению. — В этом нет никакого позора, как нет позора в шрамах, полученных в давнем бою. И я лишь хотел бы оказаться с тобой в тот момент, чтобы биться вместе, бок о бок.
Дыхание Кэт прервалось от глухого рыдания. А он, продолжая смотреть ей в глаза, опустился на колени, а потом наклонился над ней, и его губы осторожно, почти нечувствительно пробежались по всему ее телу.
— Я люблю тебя, Люсьен Тремэйн, — произнесла она, когда он снова поднял к ней лицо. Она простерла к нему руки, чувствуя, как навсегда покидает ее всякий стыд после его целительных слов. Она закинула руки ему на плечи и привлекла его к себе. — Я люблю тебя всем сердцем. А теперь, пожалуйста, научи меня, как я должна любить тебя телом.
Люсьен глубоко, прерывисто вздохнул, поскольку нервничал в этот момент не меньше, чем она.
— Прошлое осталось позади, милая Кэтрин, — сказал он, прижимаясь к ней. — Ты — моя целомудренная невеста, и я клянусь, что никогда не обижу тебя. И я всей своей жизнью постараюсь доказать, что ты не ошиблась, доверив мне свою любовь.
А потом он целовал ей веки, скулы, кончик носа и мягкую округлость подбородка, прежде чем наконец припасть к ее губам в нежном поцелуе, в котором было больше обещаний, нежели грубой страсти. Его руки огладили ее мягкие плечи, его осторожные пальцы скользили по всему ее телу, по каждой ложбинке, словно стараясь запомнить его — и каждое его прикосновение было радостным.
В свете угасавшего камина они молча ласкали друг друга, и их ласки становились все более горячими, поцелуи — глубокими, пока наконец Кэт не почувствовала, что настал миг, когда Люсьен может сделать ее полностью своей… сейчас…