— Знаешь что, брат? Ты в политику не лезь. Не с нашими мозгами в ней разбираться.
— Тебе, Григорий, просто так кажется. Когда у тебя, как у меня, погибнет сын в Чечне, а у некоторых родителей погибший был единственным продолжателем рода, то хочешь ты или нет, но очень быстро станешь разбираться в политике.
— Мне такого не дано, да я и не стремлюсь.
— Жаль, а я между прочим надеялся на твою помощь и приехал за ней.
— Мы с тобой, Ермолай, шли по жизни разными путями. Даже ради памяти Костика я не могу и не буду перестраиваться.
— Это твое праве. Свою точку зрения я тебе навязывать не собираюсь. Я, брат, не хочу, чтобы ты из-за моих идей страдал. Живи как можешь. Завтра я от тебя уеду.
— Куда поедешь?
— Поеду в Чечню, в часть сына. Возьму там нужную мне справку, заодно отведу душу. Если меня там прибьют, что маловероятно, то жене не вздумай передавать мои сегодняшние откровения.
— Лихачишь ты на старости лет!
— Есть немножко, но жизнь заставляет, — пьяно улыбнувшись, согласился с ним Ермолай. — Просился у командира части взять меня к себе добровольцем. И знаешь, почему он мне отказал?
— Почему?
— Видишь ли, я оказался для него старым. А какой я старик, если пятерых, а то и с десяток сосунков, как мой Константин, смог бы подмять под себя?
— В твоих руках только автомата не хватает, Ты и так, как я вижу, до хрена наломал дров.
— Зато я знаю, что мой сеян отомщен.
"Дураки… Обозлили моего брата своей жестокостью, теперь пожинайте свои плоды. Если бы он мстил тем, кому надо, а то пострадают невинные люди", — с жалостью подумал Костыль.
Допив спирт, они легли отдыхать, но Костыль еще долго не мог уснуть:
"Ермолай, оказавшись в Чечне, применит там тактику чеченских боевиков. Из толпы мирного населения те стреляли в солдат и убивали их, часто уходя от ответственности за свои преступления. Теперь Ермолай среди жителей Грозного будет выбирать жертву, достойную его внимания. Сколько Иванов, Ермолаев, других россиян чеченские садисты пробудили к адекватным действиям, никто сейчас не сможет сказать, но будущее свое покажет. Уже сейчас перед властями страны возникла проблема, где и в каких войсках использовать призывников из Чечни, чтобы их не обижали солдаты других национальностей. Долго теперь среди чеченцев не будет генералов", — засыпая подумал Костыль.
На другой день они вместе позавтракали.
— Может, останешься у меня и никуда не поедешь? — с надеждой спросил Костыль.
— Своих чеченцев ты трогать не хочешь, а меня там “работа" ждет.
— Будь осторожней, я за тебя, дурака, переживать буду, — обнимая Ермолая, попросил Костыль.
— Если у меня гам пройдет все чин чином, то я дам знать.
Глава 4. НАЗАРБЕК СУЛЕЙМАНОВ
Расставшись с братом и возвратившись опять в свой барак, Костыль обратился к своему телохранителю Оглобле:
— Пойди найди Бека и скажи ему, чтобы он пришел ко мне, Я его буду ждать в беседке около волейбольной площадки.
Группа чеченцев, возглавляемая Назарбеком Сулеймановым, три года назад попыталась в Центральном банке города Краснодара получить миллиардную сумму денег по фиктивному авизо. Работники банка оказались на высоте, они вызнали работников милиции, которые четырех преступников задержали на месте. Члены группы Бека получили каждый по восемь-девять лет, сам Бек был осужден к десяти годам лишения свободы, из которых два уже успел отбыть. Вот с этим пятидесятилетним чеченцем Костыль и решил поговорить, чтобы хоть как-то разобраться в событиях, происходящих в Чечне.
— Присаживайся рядом со мной, поговорим.
— О чем будем трекать?
— Сейчас узнаешь. Ты не спешишь?
— Да нет…
— Вот и отлично, так как разговор у нас с тобой будет долгий. Ты, Бек, со своими париями правильный мужик и у меня к вам претензий нет. Вас никто не щекочет по причине того, что вы чеченцы?
— Нет, но из лагерной братвы с нами никто не хочет иметь дел.
— Ну, тут уж ничего не попишешь. Насильно мил не будешь. Если кто-то на вас начнет бочку катить только за то, что вы чеченцы, то скажешь мне. Я такой нахалки в своем доме не допущу. Сам не вздумай заняться разборкой, так как тебе ее мужики не простят.
— Учту, но к чему ты мне все это говоришь?
— Я хочу иметь с тобой разговор по душам. Ты против него не возражаешь?
— С другим человеком, может быть, я и не пожелал говорить, а с уважаемым Григорием Романовичем — с большим удовольствием. О чем будем говорить?