– Я пойду с тобой, папа.
Я услышала эти слова и только потом поняла, что сама произнесла их. По толпе пробежал встревоженный ропот, но мне было все равно. Сегодня утром я уже помогала отцу и теперь готова была прийти на помощь. Я докажу ему, что ничуть не хуже Сэма. Даже лучше. Потому что я здесь. Я рядом. На меня можно положиться. Мое лицо вспыхнуло, когда папа покачал головой.
– Я могу быть полезна. Могу по крайней мере… – Я напряглась, пытаясь придумать что-нибудь, что снимет с его плеч тяжесть поражения. – Кусты, через которые пробежал Самсон! Там наверняка осталась кровь. Их надо сжечь, иначе по следу может прийти кто угодно. Позволь мне хотя бы с этим помочь.
– Мне нужно, чтобы ты осталась дома, Эллери, и позаботилась о сестрах.
– Мама спустит с тебя шкуру, если узнает, что ты пошел в лес совсем один. А как же Правила? – не унималась я, даже когда папа отвернулся. – Тебе нельзя идти одному.
Маттиас открыл рот, наверняка собираясь сделать какое-нибудь заявление касательно Правил, хотя и не имел на это права в отсутствие других Старейшин, но его опередил Сэм:
– Она права, папа.
Ребекка встала рядом с ним, едва не касаясь его руки.
– Нельзя идти одному.
– Что-то я не слышал, чтобы ты предложил помочь мне с поисками. По правде говоря, ты все лето не стремился предлагать свою помощь, – парировал папа.
– Я…
Что бы там ни собирался ответить Сэм, все слова высохли у него на языке, когда папин проницательный взгляд упал на их с Ребеккой едва ли не переплетенные руки.
– Я вижу, после моего возвращения нам многое нужно будет обсудить.
Сэмюэль оттолкнул руку Ребекки и кинулся за отцом.
– Я пойду с тобой.
– Сэм! – воскликнула Ребекка с нежностью и мольбой, но мой брат не остановился. Мне пришлось отступить в сторону, чтобы он не задел меня, торопясь нагнать отца.
Папа прикусил щеку:
– Ладно. Иди собирай вещи, только быстро.
3
Я ударила по тесту, и кулак с приятным шлепком врезался в теплую мягкую массу. Следующий удар оставил огромную вмятину, а затем я собрала тесто в буханку. Получилось криво. Я снова ударила по тесту.
– И чье же лицо ты сейчас представляешь? – спросила мама, обходя высокий кухонный стол с подносом свежеиспеченного хлеба. Выложив готовые буханки остывать на решетку, она поспешила обратно к печке.
– Не понимаю, о чем ты, – ответила я, снова бросив тесто на стол. Облачко муки поднялось в воздух и смешалось со сверкающими пылинками, плясавшими в лучах вечернего солнца, окрасившего кухню в оранжевый цвет.
– Тебя что-то тревожит со вчерашнего дня, с тех самых пор, как мы вернулись из города, – заметила мама. – Ты разбила это несчастное тесто в лепешку.
Тыльной стороной ладони я смахнула со лба выбившийся из пучка локон. Я собирала волосы в пучок только в те дни, когда занималась выпечкой. В кухне, пропахшей дрожжами, стояло пекло, и с моей обычной толстой косой было слишком жарко.
– У всех бывает плохое настроение, в этом нет ничего страшного, – продолжала мама, возвращаясь к столу. Она забрала у меня тесто и придала ему сносную форму. – И уж точно нет ничего страшного в том, чтобы выместить злобу на выпечке. Я именно так и делаю, когда твой папа чем-нибудь меня разозлит. Зачем начинать ссору, когда можно испечь буханку хлеба?
Она с размаху бросила тесто в форму, словно добавляя восклицательный знак к последнему предложению.
– Мама, так мы ведь почти каждый день печем хлеб.
В ее глазах сверкнули веселые искорки. Она коснулась кончика моего носа пальцем, оставив мучной след.
– Вот именно.
Мама поставляла выпечку в город – в таверну Берманов и в магазин. У нее хорошо получался хлеб на закваске, и даже самые прижимистые скупцы готовы были отдать Эймосу Макклири блестящую десятицентовую монетку, лишь бы заполучить буханку. А уж за ее медовыми тортами выстраивался в очередь весь город.
Она готовила их всего раз в год – сразу после сбора урожая, когда весь извлеченный из сот мед был уже разлит по банкам. Убедившись, что наша кладовка заполнена, папа продавал излишки в городе по доллару за банку. Горожане возмущались такой высокой цене, но покупателей всегда хватало, и мед расходился за один день. Весь, кроме трех банок. Их папа оставлял для мамы.
Ее торты были обманчиво просты: мука, специи, свежие сливки и по три яйца на каждый. Ни орехов, ни шоколада, ни сахарной глазури. Мама никогда не добавляла ничего лишнего, чтобы не отвлекать внимание от главного ингредиента – папиного меда.