Пусть Синтия и утверждала, что ей не требуется сопровождение и она вполне в силах сама разобраться с проблемой, возникшей у нашей дочери, сегодня вечером голос у нее звучал жалобно, и правильнее было избавить ее от лишних хлопот. Если бы я позволил Синтии поехать за Грейс, то через час у нас могла бы грянуть Третья мировая война.
– Ты уверен? – спросила она. – Я не возражаю.
Я был готов придумать убедительный довод. Например, что у нас с Грейс начинается грипп. Зачем Синтии рисковать заразиться? Хотя разве при гриппе я отпустил бы Грейс в кино? Ничего толкового мне в голову не приходило, а плести целую паутину лжи из-за пустякового, как я надеялся, события не хотелось. А главное, мне нельзя было медлить. Разговор с Грейс состоялся несколько секунд назад, а я уже чувствовал необходимость прыгнуть в машину и мчаться на ее зов.
– Нет, – твердо ответил я. – Я сам. Спасибо за предложение.
– Как знаешь, – немного раздраженно сказала Синтия.
– Завтра поговорим.
– Тогда до завтра. Езжай за нашей дочерью. – И она повесила трубку.
Я схватил ключи и выбежал из дому. Отперев автомобиль, сел за руль и выехал задним ходом на Хикори. Оттуда было рукой подать до Памкин-Делайт-роуд. По этой улице я покатил к Бриджпорт-авеню, от нее на восток, через Милфорд-Грин. Через пять минут я достиг угла Нью-Хейвен и Галф. Заправка находилась на северо-восточном углу перекрестка.
Стоило мне появиться, как Грейс пулей вылетела из ночного магазина. Голова понурая, волосы свисают на глаза. Бросившись к машине, она рванула ручку, прежде чем я успел нажать кнопку разблокировки дверей. Я ударил по кнопке, но дочь так дернула ручку, что и со второго раза не сумела попасть в салон.
– Подожди! – крикнул я через стекло.
Она дождалась щелчка, рванула дверцу и взгромоздилась на переднее сиденье. На меня Грейс не смотрела, но я успел заметить, что у нее мокрые щеки.
– Что стряслось, черт возьми?
– Гони!
– Где твоя подруга? Как ты тут оказалась? Почему одна?
– Гони! – повторила Грейс, а потом сбавила тон: – Пожалуйста.
Я проехал между колонками и покатил по Нью-Хейвен на запад.
– Грейс, – начал я, – ты же не ждешь, что я примчусь за тобой на ночь глядя на заправку, не требуя от тебя никаких объяснений?
– Еще не ночь, – возразила она. – Десять часов или четверть одиннадцатого. Вечно ты преувеличиваешь!
– Что случилось-то? Ты сама сказала: «кое-что произошло».
– Просто я хочу домой. Потом… может быть… я тебе расскажу.
Остаток пути мы проехали молча. Я поглядывал на дочь. Она сидела опустив голову, руки не снимала с коленей и, казалось, разглядывала свои пальцы, то сплетая их, то разводя. Мне показалось, будто Грейс старается унять дрожь в руках.
Я еще толком не затормозил, а она уже выскочила из машины и помчалась к двери дома. Когда я нагнал ее, пыталась отпереть дверь своим ключом, но рука у нее так дрожала, что она никак не могла попасть ключом в замочную скважину.
– Подожди, – произнес я, отодвинул ее и отпер дверь собственным ключом.
Как только дверь открылась, дочь помчалась вверх по лестнице.
– Грейс! – крикнул я.
Если она надеялась запереться в комнате и избежать допроса, то ошибалась. Я погнался за ней. Но вместо своей комнаты Грейс метнулась в ванную и там упала на колени перед унитазом. При первом приступе рвоты она попыталась убрать с лица волосы. Потом приступ повторился. Я не знал, нужно ли ей помогать. Вероятно, после экспериментов детей с выпивкой лучше не спешить с сочувствием, пусть сполна испытают все последствия. Хотя если бы Грейс выпила, то я почувствовал бы запах, когда она села в машину. А я ничего не заметил.
Грейс предприняла третью попытку вызвать рвоту – безуспешную. Я дал ей толстый комок салфеток, чтобы она вытерла лицо, присел рядом с ней на корточки и потянулся к ручке унитаза. Дочь отшатнулась от унитаза и прижалась спиной к стене. Наконец я сумел как следует рассмотреть ее, и увиденное мне не понравилось.