С коровой и в жизни была б перемена:
Звенел бы литовкой на знойном лужке,
Зимой бы носил ей навильники сена,
Похожий на Будду в своём кожушке.
В БУЭНОС-АЙРЕСЕ
«...Они тут давно поселились, хохлы,
Огонь до сих пор высекают кресалом,
А молвишь едва «Здоровеньки булы!»,
Тебе уж горилку подносят и сало!» –
Вчерашние байки. А нынче – молчок.
Сверкает Флорида – центральная трасса,
Кафе, магазины... Взгляни, морячок,
Однако, скульптура Шевченко Тараса?
Оно, изваянье! Но фальшь фонаря,
Но это пальто аргентинского франта...
А дума и взор, и усы кобзаря,
И надпись достойная: «От эмигрантов».
Ухоженный скверик. Народу пестро.
И все же поэта глаза хмуроваты,
С того ль, что под кручей не чудный Днипро,
А волны чужого залива Ла-Плата?
ОПАСНЫЙ ГРУЗ
Нет, нам не платят «гробовые»,
Хоть в трюмах и опасный груз.
«Ревущие сороковые[2]...»
Пуэрто-Мадрин... Санта-Крус.
Так и плывем, удел нехитрый,
Шторма привычно мачты гнут.
Конфуз, коль тыщи тонн селитры
Набухнут влагой и рванут!
Ни "SOS" подать – в простор куда-то...
Ни слышать больше никогда,
Как в полный штиль журчит в шпигатах,
Стекая с палубы, вода...
Конечно, жаль, –
Судьба-индейка! –
Упасть ни в травы-ковыли,–
Не ближний свет,–
В проливе Дрейка,
На рифы Огненной Земли...
В ХОЛОДНОЙ ИЗБЕ
Жар в печи обещает прогресс,
Образ мира черты обретает.
Солнце вышло в разводья небес
И арктической льдиной блистает.
Дров подкинешь, гудит дымоход,
В талых окнах – простор для обзора.
И белеет наш сад-огород,
За межой, как отрез коленкора.
Хорошо от плиты прикурить,
Сразу вспомнишь уют полубака:
Налицо философская нить
От избы – и до звезд Зодиака.
Одичав на родной стороне,
Не держу к ней претензий и злобы.
Рад вещунье-сороке в окне
И тугому форштевню сугроба.
Рад сноровке пичужек синиц,
К людям только душа охладела, –
Столь их нынче, физических лиц,
Все спешат по ненужному делу.
ФОРУМ
Под занавес нас приняли в Кремле
Под музыку Вивальди, может, Шнитке.
Но больше мне понравилось суфле
И устрицы, и легкие напитки.
Отметил суетящихся особ, –
Орду у нас кормившихся клиентов:
Америк и нордических Европ,
И желтых рас, и черных континентов.
Кубинцев – «Вива, Куба!» – обнимал,
Братались мы: агрессор нам не страшен!
И Пельше из заначки вынимал
«Столичную» – родименькую, нашу.
Засняли для кино и для газет,
Из рук высоких выдали награду.
Генсек был на больничном, но фуршет
Дал от себя по высшему разряду.
Опять внесли и закусь и вина.
Приветила страна и угостила.
Была уже беременна она
Антихристом Кровавым Михаилом...
БРИГАДИР
Портрет вождя. И «ходики» в ходу,
И счёты – в толчее бумаг и пыли, –
Костяшки их, как грешники в аду,
Метались и угла не находили.
Подбил итоги – цифры и нули:
Приход-расход. И так сказал: «Ребята,
Вы хорошо колхозу подмогли,
А может быть, всему пролетарьяту!»
Запомнилось, как грохал по столу,
Давал приказ напористо и круто,
Как нас подвел к бригадному котлу:
«Ты покорми работников, Анюта!»
Подали кашу, в меру посоля,
Желтел компот, белела горка хлеба.
Сквозь полевой навес из горбыля,
Как горний свет, просеивалось небо.
Куда он канул? Азимут ветров
Увел ли вновь – в земные страсти, войны?
Иль коммунизм, как лучший из миров,
Примерив к людям, понял – недостойны…