ВРЕМЯ ТРАТИТСЯ...
Отреклись от теории классовой,
Согласились терпеть и молчать.
Время – вспомнить поэмы Некрасова,
Достоевского вновь изучать.
Ах, Добрыни, Алеши Поповичи,
Ах, святая ребенка слеза!
Геть, вас грефы и все абрамовичи,
Ваши «новости» и «голоса».
Сколько пролито слез!
Сколь растратили,
Побросали несжатых полос!
В бесовской толчее демократии
Вроде ладана русский вопрос.
Время тратится, стужей сугробится,
И приметы пока ни к весне, –
К Сатане, ни к Святой Богородице,
К Хакамаде, Чубайсу, Чечне...
РАСКЛАД
«Отец мой был природный пахарь...»
Ну что, орлы-интеллигенты,
Соколики, тетерева,
Как там «текущие моменты»,
«Свободы» ваши и «права»?
Теперь повсюду тары-бары,
Не жмет, не душит агитпроп.
Вы ж так хрипели под гитары
Об этом – в кухонках – взахлеб!
Ну допросились в кои веки
Почетных званий и наград,
Ну вышли в общечеловеки...
А дальше что? Какой расклад?
Вокруг желудка интересы,
Все те же всхлипы про «судьбу»
Да злые шуточки от беса
Про белы тапочки в гробу.
А не от Бога – болевое
Еще живого бытия:
«Горит, горит село родное,
Горит вся родина моя…»
У РОДНЫХ ОЗЕР
Тополя да березник редкий,
Пристань с лодкой, сенник, сарай.
Закогтились когда-то предки
В этот хлебный, озерный край.
Встанет колос – душе отрада,
И в озерах – живой оброк –
Добывался карась богато,
И коптился-солился впрок.
Так века протекли. А ныне
Укрепились посланцы зла:
Выйдешь в поле,
там гул пустыни,
Гады мрака, им несть числа.
От березника – только вздохи,
Вороньё гомонит на пнях.
В черноземах – чертополохи
При разбойничьих кистенях.
Встретишь друга, он пьян:
– Здорово...
Разговоры, как двух Ярём:
– Ну стряслось...
и довольно, рева,
Будем живы, так не помрем.
Погужуем на этом свете,
А на том отдохнем зато!
Ладно...
Надо б проверить сети,
Может быть, и попалось что?..
БОЖЕСТВЕННАЯ КОМЕДИЯ
В ад и в рай посчитал я ступени,
Но ни в ад и ни в рай не попал.
Потоптался у врат заведений:
Те и эти из бруса, из шпал.
Сектор ада – жестокая штука:
Живодерни, жаровни, крюки...
Клиентура здесь та еще: – Ну-ка,
Где тут рай? – обступили братки.
В интонациях – чуть не угрозы,
Прохиндейский, блатной интерес.
Возжелали парить, как стрекозы,
В экологии чистых небес.
Вынь да выложь нектару и меду,
Черной корочки знать не хотят.
О «Гулагах» мусолят колоду,
О «правах человека» бухтят.
– Где тут рай? – прижимает орава.
Леденеют протесты в груди.
–Во-о-н, ворота...
При нынешних нравах
Отворят ведь. Пропустят, поди?
УШЕДШИМ ПОЭТАМ
Нет, необдуманно вы поступили, ребята,–
Рано легли на погосты под хвойные кроны.
Бренную плоть поглотил крематорий заката,
Души спаслись? Ведь и здесь покушались вороны.
Зябко в округе. Луна, будто высохший череп.
Глянешь на звезды: что тлёю капуста побита.
С кем перемолвиться? Всюду базарная челядь,
Жалкие лики и – ни одного индивида.
Ладно еще – остается небесная тема.
Только и здесь ненадёжен приют для поэта.
Жизнь проматросил, поверив Звезде Вифлиема.
Кончились жданки. Второго пришествия нету!
В сад Гефсиманский бреду, как ужаленный током.
Чей там галдежь за ночными оливами сада?
Мир обвожу утомленным «всевидящим оком» –
Крест свой, Голгофу, умытые руки Пилата.
Дальше провал... И – пещера с приметами штрека.
Эй, мужики! Но в ответ только скрежет железный.
Тут и найдет нас субъект двадцать первого века, –
Злой фарисей иль все тот же архангел небесный?..