– Но я уверена, что, если он объяснит…
– Он объяснял. Всем, кто соглашался его слушать. Никто ему не поверил. – Лорд Веверли тяжело вздохнул и продолжал: – По правде говоря, я рассказал вам про Генделя не все. Гендель заговорил об этой встрече лишь тогда, когда Ричард обратился к нему за помощью в надежде на то, что, если ему удастся убедить Генделя в своей невиновности, он поддержит издательство. И Гендель действительно ему посочувствовал. Вот тогда-то он и заговорил об изданных Ричардом сочинениях вашего отца.
Он бросил на Корделию загадочный взгляд и заговорил дальше.
– Но, поскольку ваш отец настаивал на том, чтобы его произведения публиковались анонимно, Гендель хотел знать, кто их автор. Подозрительность его объяснялась тем, что у Ричарда уже сложилась репутация издателя, выпускающего ворованные сочинения. Гендель согласился поддержать Ричарда и даже отдать ему свою ораторию при условии, что его познакомят с композитором, «написавшим эти великолепные хоралы», дабы он лично убедился в его авторстве. Вот почему приезд вашего отца в Лондон так необходим.
– Вы надеетесь, что приезд отца позволит лорду Кенту заручиться поддержкой Генделя и избежать закрытия издательства? – напрямик спросила она.
– Да. Потому что иначе дело не спасти.
Сердце у нее сжалось. Она вспомнила, какие приятные письма писал лорд Кент, как он поддерживал ее, вернее, отца… Неужели это все кончится? Ей было больно думать о том, как он переживет такую неудачу, ведь, какого бы мнения о женщинах-композиторах он ни придерживался, Корделия уважала и ценила его.
Но ведь в случившемся есть и ее вина! Она обманула его. История с «лучшим композитором» лорда Кента – тоже мошенничество. Что с ним будет, когда он узнает правду! Он надеялся встретиться с викарием, чье желание сохранить инкогнито хоть и странно, но вполне объяснимо особенностями профессии.
Если только он узнает правду…
При мысли об этом она содрогнулась. Лорд Кент не должен узнать правду. Этого допустить нельзя!
Герцог хмуро смотрел на нее.
– Должен вам сказать, мисс Шалстоун, что не допущу того, чтобы мой единственный брат погиб. Я просто обязан использовать любую возможность для его спасения. Сам я вынужден большую часть времени проводить за границей, на нем одном лежит забота о сестрах. И, кроме того, я не могу смириться с мыслью…
Он внезапно умолк. Корделия понимала, насколько ему тяжело – ведь ее отказ вынуждал его раскрывать перед незнакомым человеком душу, и это было для него задачей почти непосильной.
Лорд Веверли взглянул на нее с такой решимостью, что она даже испугалась.
– Господь свидетель, я любым способом заставлю вашего отца встретиться с Генделем. И вам не остановить меня своими россказнями о том, что он не выдержит поездки!
Воля его была непоколебима. Но Корделия – она ничем не могла ему помочь. Как же ему все объяснить! К сожалению, путь был только один – рассказать правду. Узнав ее, он поймет, что надо искать другой способ спасти брата.
– Здесь есть некоторые сложности, – со вздохом заговорила она.
– Никаких сложностей! – нетерпеливо оборвал ее герцог. – Лишь отведите меня к сочинителю хоралов, то есть к вашему отцу, и вопрос будет решен.
Дрожа от волнения, она ответила:
– Дело в том, что мой отец не сочинял этих хоралов.
Несколько мгновений лорд Веверли, потрясенный, смотрел на нее.
– А кто же сочинял? Какой-нибудь сельский священник из друзей вашего батюшки? Регент церковного хора? Или батрак? Да какое это имеет значение! Довольно будет того, чтобы этот человек представился Генделю и признал, что он автор хоралов, этого будет достаточно, тем более что отца вашего он не знает. Скорее говорите, кто написал эти проклятые хоралы, и я все устрою.
Настала пора сказать наконец правду.
– Вынуждена признаться, ваша светлость, что «проклятые хоралы» написала я.
Он раскрыл рот, и ей показалось, что он сейчас начнет на нее орать. Но смотрел он на нее с таким недоверием, что она даже обиделась. А потом он повел себя совершенно неожиданно.
Лорд Веверли расхохотался. Громко, раскатисто и крайне цинично. Может, это была и понятная реакция, но Корделия оскорбилась до глубины души.