Что-то слишком многое в последнее время выводит его из себя. Все из-за этого проклятого вина. Надо ограничиваться, решил он, стараясь не прислушиваться к внутреннему голосу, напоминавшему о том, сколько раз он уже обещал себе это.
– Присаживайтесь, ваша светлость, – сказал Освальд, указывая на диван. Он постарался скрыть свое неудовольствие, увидев, что герцог и Корделия сели на диван оба. Немного утешило его лишь то, что они постарались отодвинуться друг от друга как можно дальше.
Корделия скромно оправила юбки.
– Отец, его светлость приехал сюда по делу. Оно касается тех сочинений, что я отсылала в Лондон. Его брат – мой издатель.
Освальд уселся на свой любимый стул и задумчиво посмотрел на дочь, расправлявшую складки на платье. Обычно Корделия не слишком заботилась о своем внешнем виде. Что-то расстроило ее, и викарий был этим обеспокоен.
– Да, я припоминаю, вчера шла речь о лорде Кенте, – пробормотал Освальд.
Заметив, что герцог и Корделия обменялись взглядами, он рассвирепел. Они что, держат его за полного идиота? Да, вчера он был выпивши, но не оглох же он, и, кроме того, ему отлично известно, кто брат герцога.
В письмах Гонорины, которые зачитывала ему вслух Корделия, постоянно упоминалось о герцоге и его семье. Гонорина – завзятая сплетница, но источникам ее сплетен можно доверять. Она многое сообщала о делах герцога в Индии. Интересно, подумал Освальд, а что же занесло его светлость сюда?
– Дело в том, сэр, – заговорил лорд Веверли, – что я хотел бы попросить вас и вашу дочь об одном одолжении.
Для Освальда не было ничего подозрительнее аристократа, просящего об одолжении. Знатные господа не просят викариев ни о чем, кроме как об отпущении грехов.
– Одолжении, ваша светлость?
С завидным терпением герцог объяснил, в каком затруднительном положении оказался его брат, после чего изложил план, по которому необходимо было ввести в заблуждение лорда Кента и некоего композитора Генделя.
Герцог и Корделия наверняка разработали его вместе, что доказывало, что от сладких речей лорда Веверли его обычно столь сообразительная дочь окончательно потеряла разум.
– Постойте-ка, правильно ли я вас понял? – спросил Освальд, когда герцог закончил. – Вы хотите, чтобы я сделал вид, что музыку, сочиненную моей дочерью, написал я, обманув тем самым не только вашего брата, но и уважаемого композитора. И все это для того, чтобы издательство вашего брата процветало.
К удивлению Освальда, герцог сдержался, только глаза сверкнули дьявольским огнем.
– Полагаю, суть вы ухватили верно, сэр.
Но дьявольским блеском глаз Освальда было не напугать. Он повернулся к дочери, которая выглядела куда спокойнее герцога.
– А ты-то, детка? Ты этот план одобряешь?
Она опустила глаза.
– Я не вижу, как еще можно помочь герцогу, папа.
– Но почему герцогу должны помогать мы?
Корделия покраснела.
– Потому что лорд Кент был к нам так великодушен! Он был настолько добр, что опубликовал мои сочинения…
Освальд возмущенно фыркнул.
– Какая чепуха! Он лишь выказал деловую сметку, и все. Уверен, он неплохо заработал на твоих хоралах.
– Вы неправильно меня поняли, сэр, – вмешался лорд Веверли. – Я не хотел сказать, что ваша дочь чем-то обязана моему брату. Как вы верно заметили, Ричард только выиграл. – Он помолчал, пытаясь успокоиться. – Я прошу лишь об одолжении, и прошу потому, что у меня нет другого выхода.
– Нет другого выхода? – Освальд насторожился. Эти аристократы все одним миром мазаны, неженки избалованные. – Почему бы вам просто не выбить дурь из своего брата? Напомните ему об обязанностях перед семьей. Объясните ему, что он должен смириться и искать утешения у Господа. Кажется мне, ему не хватает смирения и усердия. И дисциплины!
Корделия искоса взглянула на отца и тряхнула головой, как делала всегда, когда бывала чем-то рассержена. Боже правый, да что он такого сказал? Неужто она не видит, что он прав?
– Папа, дисциплина помогает многим, но не всем. – Уж не сарказм ли послышался ему в сдержанном голосе дочери? – И тебе это известно не хуже других.
А это что значит?
– Ты, детка, со мной в таком тоне не говори.
– Прошу вас, сэр, – вмешался герцог, не сводя глаз с Корделии. – Я не хотел бы быть причиной ваших размолвок с дочерью, но мне действительно необходима ваша помощь. Я знаю, что прошу многого, но постараюсь вознаградить ваши усилия.
Освальд презрительно хмыкнул.
– Так всегда, да, ваша светлость? Покажите священнику монетку, и он сделает все, что пожелаете, да?
Корделия встала. Лицо ее пылало.
– Папа, не пристало тебе быть грубым.
Не пристало быть грубым? Но Освальд никак не мог побороть желание указать этому выскочке-герцогу его место. Отчего же?
Да оттого, что герцог видел его пьяным. Оттого, что герцог утром был свидетелем того, как викарий оконфузился во время проповеди. Оттого, что герцог глаз не сводил с его дочери. И, главное, оттого, что, как грешник жаждет отпущения грехов, Освальд жаждал хоть одного глотка вина.
Он тряхнул головой. Нет, не нужно ему вина. Не нужно! Он спокойно может без него обходиться.
– Я решила, что ты согласишься помочь человеку, чей брат в безвыходном положении. – Корделия ходила по комнате, по привычке возбужденно размахивая руками. – Я решила, что ты поможешь ему, потому что ты священник и потому что это твой долг.
Он не дал гневным словам сорваться с его губ и заговорил как можно спокойнее и ласковее.
– Корделия, дитя мое, я не хочу отказывать его светлости в помощи, но ты сама должна понять, что в данном случае это абсолютно невозможно.
Она заколебалась, и он понял, что в ней борются противоречивые чувства. Так, значит, она не полностью одобряла план герцога.
Но вот она глубоко вздохнула и обернулась к нему.
– Да, идея эта трудноосуществима. Но и продолжать так дальше тоже невозможно.
Ее мягкий упрек ранил его. Все годы после смерти Флоринды он устраивал Корделии веселую жизнь, даже не подозревая о том, как далеко зашло ее недовольство.
Нет, все не так! Он видел, как дочь отдаляется от него, но не мог… не хотел это остановить.
Викарий до боли сжал руки, стараясь скрыть, насколько он уязвлен.
– И как же, помогая этому… – он сделал паузу, взглянув на герцога, который молча наблюдал за тем, как отец и дочь выясняют отношения, – этому джентльмену, мы изменим ситуацию?
Корделия, казалось, не слышала его вопроса. Она подошла к клавесину, тронула клавиши, потом, прежде чем обернуться к отцу, посмотрела на гер-цога.
– Его светлость пообещал мне позаботиться о том, чтобы мои сочинения всегда издавали.
Освальд прикрыл глаза, не в силах смотреть на ее воодушевленное лицо. Ей не надо было продолжать, он понял все. Если она сможет зарабатывать сочинительством, ей не нужно будет держаться за столь ненадежного отца. Никогда еще Освальд не испытывал такой ненависти к человеку. Этот проклятый герцог подсказывал Корделии, как покинуть собственного отца, и, более того, хотел, чтобы викарий сам принял в этом участие.
И тут Освальд повернулся к дочери. Мать Корделии была брюнеткой, а дочка – блондинка. У матери черты лица были тонкие, у дочери – лицо решительное, сильное. Да, дочка – красавица, но ведь незамужняя, того и гляди останется в старых девах. Как пьян он ни бывал, но всегда помнил о жертвах, которые она приносила ради него – об отвергнутых поклонниках, о силах, которые она тратила на приход. Он стыдился того, сколько обязанностей переложил на нее, но всегда старался убедить себя, что она исполняет лишь положенное дочери викария. Просто его приход требует больших сил, чем другие.
И теперь этот герцог, богатый, влиятельный, предлагал ей то, чего сам викарий дать не мог – свободу от собственного отца.