— Эй, — сказала она. — У меня есть кое-что для тебя.
И она осторожно опустила на воду галеас. Он горделиво закачался на волнах над своим отражением и принялся уверенно лавировать так, как будто никогда ничего другого не делал.
Муми-тролль сразу увидел, что мама забыла про ялик.
Он ласково потёрся носом об её нос (ощущение было такое, как если бы он потёрся лицом о белый бархат) и сказал:
— Вот здорово-то, ты такого никогда ещё не делала.
Они сидели рядышком на мху и смотрели, как галеас пересёк на парусах окнище и причалил к листу травы.
Тут они услышали, как вдали у дома дочь Мимлы кличет свою маленькую сестрёнку. «Ми! Ми! — кричала она. — Горюшко ты моё луковое! Ми-и-и! Приди только домой, я оттаскаю тебя за волосы».
— Она снова куда-то запряталась, — сказал Муми-тролль. — Помнишь, было раз, мы нашли её в твоей сумке?
Муми-мама кивнула. Она сидела, погрузив нос в воду, и разглядывала дно внизу.
— Там что-то мерцает, — сказала она.
— Это твой золотой браслет, — сказал Муми-тролль. — А может, кольцо с ноги фрёкен Снорк. А что, я хорошо придумал, правда?
— Ужас как хорошо, — сказала Муми-мама.
— Теперь мы всегда будем держать наши украшения в коричневой родниковой воде. Они выглядят там куда красивее.
А дочь Мимлы стояла на лестнице Муми-дома и надрывалась от крика. Крошка Ми сидела и смеялась в одном из своих бесчисленных потайных местечек, и её сестра знала это.
«Ей бы поманить меня мёдом, — думала Ми. — А когда я приду, она поколотит меня».
— Послушай, Мимла, — сказал Муми-папа из кресла-качалки. — Если ты будешь так кричать, она никогда не придёт.
— Я кричу лишь для очистки совести, — с важным видом объяснила дочь Мимлы. — Когда мама уезжала, она сказала, что вот, мол, оставляю младшую сестру на твоё попечение, и если ты не сумеешь её воспитать, то и никто не сумеет, потому что с самого начала ею никто не занимался.
— Ну, тогда понятно, — сказал Муми-папа. — Ладно, кричи себе на здоровье. — Со стола, накрытого к завтраку, он взял кусок торта, воровато оглянулся и окунул его в сливочник.
Стол был накрыт на пять персон, шестая тарелка стояла под столом на веранде — дочь Мимлы утверждала, что там она чувствует себя самостоятельнее.
Тарелка Ми, естественно, была совсем крохотная, и стояла она в тени вазы с цветами в самой середине стола.
Тут по садовой дорожке галопом примчалась Муми-мама.
— Не принимай близко к сердцу, дорогая, — сказал Муми-папа. — Мы поели в чулане.
Муми-мама, пыхтя, взобралась на веранду и, остановившись, оглядела накрытый к завтраку стол.
Вся скатерть была черной от сажи.
— Охохонюшки, сказала она. — Ну и жарища. И пропасть сажи. От этой огнедышащей горы одни неприятности.
— Если бы она располагалась чуть поближе, мы, быть может, обзавелись бы пресс-папье из настоящей лавы, — мечтательно произнёс Муми-папа.
Вот уж было жарко так жарко!
Муми-тролль продолжал лежать у большого окнища воды и смотрел на небо — оно было совершенно белое и казалось серебряным блюдом. Слышно было, как внизу на побережье перекликаются морские птицы.
«Надвигается гроза», — сонно подумал он и поднялся со мха. И как всегда при перемене погоды, в сумерках или при необычном освещении в нём проснулась тоска по Снусмумрику.
Снусмумрик был его лучший друг. Разумеется, Муми-тролль страшно любил и фрёкен Снорк, но дружить с девочкой было совсем не то.
Снусмумрик был спокойный нравом и знал кучу всяких вещей, но не болтал попусту. Лишь иногда рассказывал он о своих путешествиях, и тогда ты чувствовал себя таким гордым, словно Снусмумрик посвящал тебя в члены какого-то тайного общества. Когда выпадал первый снег, Муми-тролль всегда погружался вместе со всеми в зимнюю спячку. А Снусмумрик уходил бродяжить на юг и возвращался в Муми-дол не ранее следующей весны.
А этой весной он не вернулся.
Муми-тролль начал ждать его, как только проснулся от зимней спячки, но ничего не сказал другим. Когда птичьи стаи потянули над долом и стаяли островки снега, до последнего державшиеся на северных склонах, им овладело беспокойство. Так долго Снусмумрик ещё никогда не запаздывал. Наступило лето, и место палатки Снусмумрика у реки сплошь заросло и стало зелёным, как будто никто никогда там не жил.
Муми-тролль всё ещё надеялся, но уже не так истово, без укоризны и чуть-чуть устало.
Однажды фрёкен Снорк заговорила об этом за обеденным столом.
— Почему Снусмумрик так запаздывает в этом году? — спросила она.
— А что? Он, может, и вовсе не придёт, — сказала дочь Мимлы.