Мысль выйти за него замуж искушала, и не только из-за «чертова желания», как он выразился. Йен понравился мальчикам. И он даст ей будущее — безопасность, собственный дом, финансовое благополучие.
Но он ей не доверяет. Замкнулся в себе. Лишь чуть-чуть приоткрыл завесу. Можно ли ему доверить себя и братьев? И что еще важнее — отдать сердце человеку, который ее не любит, только хочет, и то потому, что она родит ему наследника?
— Я же сказала, что не выйду за вас! — Но почему голос звучит так неуверенно? Наверное, потому что она устала бороться сама с собой, подавлять чувства, которые он в ней вызывает.
— Тогда придется убедить вас в обратном. — Он нависал над ней, искушал, покорял.
Он подхватил ее на руки и пошел по темному коридору, открывая двери одну за другой — кабинет, спальня родителей, мамина комната для шитья. Фелисити перестала сопротивляться.
У ее спальни он помедлил, потом вошел, поставил ее на ноги, закрыл дверь и запер на ключ.
Щелканье замка рассеяло наваждение.
— Мы не должны здесь оставаться… Мы должны… Йен, как ты узнал, что это моя спальня? Шпионил за мной?
Он засмеялся и снял сюртук.
— Это единственная комната на этаже, где горит камин и разобрана постель. Нетрудно сделать вывод.
Она вдруг поняла, что Йен не ограничится поцелуями. Он пойдет до конца.
— Йен, остановись!
— Ни за что! Насколько я помню, ты решила добиться, чтобы Катерина шла замуж с открытыми глазами. Теперь я тебе предлагаю такую возможность. Если ты решишь остаться старой девой, иди на это с открытыми глазами. — Он снял жилет и взялся за галстук. — Я намерен открыть тебе глаза, показать, что ты потеряешь, если отвергнешь меня, querida.
Ее охватила слабость. Она хотела, чтобы он перестал называть ее querida таким хриплым голосом. Это слово совершенно лишало ее воли.
— Мои глаза открыты. Ты открыл их в тот раз, когда меня трогал, если помнишь.
Он хохотнул.
— О, я хорошо помню. Помню, как ты меня целовала в ответ, как каталась у меня на ноге, как стонала, когда я ласкал твою грудь.
Его слова шокировали и в то же время приятно возбуждали, в памяти вставали непристойные картины.
— Но я не открыл тебе глаза до конца, и это единственная причина, по которой ты мне отказала. Интересно, каков был бы твой ответ, если бы я тогда переспал с тобой? — Он положил руку на ее пылающую щеку. Большой палец скользнул на горло, прошелся по подбородку, слегка коснулся нижней губы. — Давай выясним?
Почему она не может сказать «нет»? Почему, черт возьми, это короткое слово застряло в горле?
— Я… я не думаю, что это умно. — У Фелисити кружилась голова от его прикосновений.
— С каких это пор ты стала делать только то, что умно, querida?
Напрасно разум призывал ее одуматься, чтобы потом не пожалеть.
Он расстегнул ей платье и сунул под него руку.
— Мне нравится тебя трогать, — прошептал он, опустил руку ниже и сжал ягодицы. — А тебе нравится, что я тебя трогаю, верно?
Она уткнулась пылающим лицом ему в плечо. До чего же она бесстыжая! Разумная, респектабельная женщина тут же прогнала бы его!
Но она не могла противиться искушению. Как будто ее султан вышел из снов и спустился в ее спальню. Тоскливую комнату с простой дубовой мебелью и ветхими занавесками он превратил в волшебный оазис, где любой чувственный акт становится приличным, даже желаемым.
В темных глазах сверкнуло обещание, он стал расстегивать свою рубашку. Затаив дыхание, Фелисити ждала.
— Тебе нравится то, что ты видишь?
Она задохнулась; взгляд остановился на прекрасно вылепленной груди.
— Вряд ли ты когда-нибудь видела раздетого мужчину. — Он стянул рубашку, отбросил ее. — Фелисити, трогай меня, как я тебя трогал в ту ночь.
Ее пальцы побежали по мышцам, которые от ее прикосновений напрягались под грубой кожей. Она хотела прочувствовать его всего — широкий разворот груди, ребра, тугие мышцы живота. Фелисити еще больше возбудилась, между бедрами стало влажно.
Йен выдернул шпильки из ее волос, и они рассыпались по плечам. Йен раздел ее, оставив только рубашку и панталоны.
Оглядел ее тело.
— Хорошо, что ты не носишь корсет, — проворчал он, поглаживая ее по ребрам. — Когда мы поженимся, ходи дома в одной рубашке.
Такая выдающаяся мысль ее взбудоражила и встревожила — слишком похоже на картину султана с его полуголыми любовницами.
— Мы не поженимся, — упрямо сказала она. — Не позволю добавлять себя в твой гарем.
— Гарем? — Он хохотнул. — У меня нет гарема, querida. Ты будешь моей женой, единственной женой. Привыкай к этой мысли.
Она отдернула руки от его груди, но он их поймал и прижал к ширинке.
— Потрогай меня здесь.
Под рукой было что-то твердое, она ахнула и попыталась отдернуть руку, но он ее крепко держал.
— Ни одну женщину я не хотел так, как тебя. Никогда.
— Даже… — Она хотела сказать «Синтию Леннард», но поняла, что сейчас не время. — Даже мисс Гринуэй? — зачем-то спросила она, зная, что эта женщина — не любовница Йена.
— О ней я вообще не думал. А о тебе не забывал ни на минуту, с тех пор как увидел.
Он подхватил ее на руки и отнес на кровать. Она вскочила, но он поймал ее и, подняв рубашку, оголил бедра.
— О нет, querida, теперь моя очередь тебя помучить. Когда его рука оказалась у нее в панталонах и накрыла темный треугольник между ног, она замерла.
— Йен, ты не должен… — Она сжала его руку в тщетной попытке помешать.