У нее не было причин жить с волками, и никогда не будет. У нее там офис только потому, что Дрю думал, что она может помочь стае, она знала о волках, и верила, что сможет что-то изменить. Может быть, просто на всякий случай, болтаясь среди оборотней, она сможет снова обращаться. Последнее она оставила при себе. Нет смысла показывать им, какая она на самом деле неудачница.
Женщина заверила Альфу, что, если он хочет, чтобы Ксан открылся и начал исцеляться, его инфорсер должен уйти и перестать висеть над ними, как петля для повешенья. Поэтому, поколебавшись, Райкер уступил, чтобы позволить ей делать свою работу. Это одновременно и встревожило ее, и успокоило. У Лив было предчувствие, что он не совсем ушел. Временами она видела Ксана, смотрящего в окно, как будто он чувствовал, что кто-то там наблюдает за домом.
— Можно я лягу на что-нибудь другое, а не на розовый диван? Кажется, у меня крапивница, док. — Ксан почесал шею.
— Крапивница? Неужели? — Лив провела кончиком ручки по блокноту, рисуя альпийский пейзаж позади лица Ксана, используя отрицательное пространство бумаги, чтобы показать его снежную шерсть. Она только что набросала напряженное выражение его лица, решительную линию подбородка, холодную твердость экзотических глаз. Взгляд «не шути со мной», который умолял ее сделать именно это.
Она не могла выбросить белого волка из головы, пока он говорил. Как выглядел его волк? Она хотела спросить его, прекратить текущий разговор и копнуть глубже в непрофессиональные области, спросить волка, как выглядит его животное. Это будет такая же большая ошибка, как спросить, какого цвета его нижнее белье. Ей не нужно было знать, как выглядит его волк, и это перевело бы разговор в более личное русло, так, как она пообещала себе никогда больше не говорить с пациентами. Разговоры о волке или звере, это вторжение на личную территорию, она не могла так делать.
Был ли у него мех, как белоснежный снег, как она себе представляла, или гораздо темнее? Кайла сказала, что у его сестры самый черный мех, который она когда-либо видела, и они близнецы.
— Я думаю, будет лучше, если мы проведем эти сеансы здесь, а не в Лос-Лобос, в моем офисе, где диван коричневый. Больше уединения. Ты устроил в городе настоящую сцену, и пока все не уляжется, нам лучше поговорить здесь. И это не розовый, а цвет фуксии!
Штрих-штрих-штрих. Ручка двигалась по бумаге, вырисовывая волчицу. Ее животное? Лив нахмурилась и перевернула страницу, пряча изображение.
— Розовый. Он определенно розовый, — Ксан сел. — Что ты только что написала?
— Ложитесь обратно, мистер Дэвис, и постарайтесь расслабиться. Я не враг, — Лив уставилась на бумагу, подняла ручку и легонько провела ею по листочку, стараясь больше не волновать его, записывая то, что казалось профессиональным, чтобы вернуться к более деловым мыслям.
Он выдохнул и откинулся на подушку, уставившись в потолок.
— Расскажи мне о своем детстве, — Лив взглянула на него. Он казался спокойным, совсем не похожим на человека, который всего несколько дней назад разгромил бар и орал как сумасшедший. Он казалось… Женщина провела ручкой по бумаге и снова начала рисовать. Она быстро перевернула страницу и вернулась к своим заметкам. Более безопасный. Лучше.
— Причем тут мое детство?
— Ну, многое может случиться, пока ты ребенок, что повлияет на тебя как на взрослого, — стук-стук-стук. Она стучала ручкой по блокноту.
— Я родился. У меня есть сестра-близнец. Мы выросли. Я ушел. Конец.
— Х-м-м-м…
Что ты недоговариваешь, Ксандер Дэвис? Штрих-штрих-штрих. Боже, неужели ручка может быть такой громкой?
Ксан спрыгнул с дивана.
— Что ты написала?
Он потянулся к блокноту, лежащему у нее на коленях, и Лив вскочила, сунув свои записи под попу и усевшись на них.
— Личные записи, чтобы помочь в наших разговорах. Ничего отрицательного, уверяю.
— Если они не плохие, почему я их не вижу?
— Потому что они личные.
— Не тогда, когда они обо мне, — он потянулся к ее попе, но она оттолкнула его руку.
— Ложись, мистер Дэвис. Я бы хотела поговорить с тобой о твоей матери.
— Что с ней? — он взглянул на нее и фыркнул.
— Она была человеком.
Он плюхнулся на диван и закинул руки за голову.
— И есть человеком. Она жива, хотя я думал, что она мертва, пока не пришел сюда, и Ксио не сказала мне обратное.
Лив вытащила блокнот.
— Интересно.
Штрих-штрих-штрих.
Ксан встал с дивана, схватил записи, перепрыгнул через оттоманку и побежал на кухню. С колотящимся сердцем Лив бросилась за ним.