Юнг. Похоже, он соблазнил медсестру, они перемахнули через стену, добрались до города, а потом я получил от него счет за гостиницу.
Фрейд. И поминай как звали.
Юнг. Совершенно верно — сбежал за границу.
Фрейд неодобрительно качает головой, хотя эта история его явно забавляет.
Фрейд. Это моя вина: не нужно было направлять его к вам.
Юнг. Нет-нет, я, по большому счету, вам даже благодарен, несмотря на глубокое разочарование. А ведь как хорошо все начиналось: знаете, наше общение шло на пользу нам обоим — я давал ему рекомендации, а он указывал мне… новые направления. Но мой предварительный диагноз оказался ошибочным: я предположил у него типичное навязчивое состояние, но дело обстояло сложнее, и я не сразу определил, что у него нет ровным счетом никакого психологического прошлого. Это была чрезвычайно запущенная деменция прекокс.
Фрейд. Шизофрения.
Юнг. Если угодно. Несмотря ни на что, мне казалось, что у нас с ним много общего, — так убедительно он притворялся. Я написал его жене и сообщил диагноз, но он сумел ей внушить, что полностью излечился.
Фрейд. Несчастная женщина: она мне очень симпатична, хотя немки совершенно не в моем вкусе.
(Встает и начинает взволнованно расхаживать по комнате.)
Должен сказать, мне очень отрадно наблюдать за вами в вашей, так сказать, привычной среде обитания. Но для полноты картины надо подождать до завтра — до приезда вашей жены.
Юнг. Боюсь, с приездом Эммы и девочек здесь начнется несусветная кутерьма.
Фрейд. Если я правильно помню, вы надеялись, что на этот раз будет мальчик.
Юнг. Отчаянно надеялись.
Фрейд. Вот как?
Юнг. Мое желание иметь сына — самый наглядный результат метода свободных ассоциаций. Мне всегда думалось: вот родится сын — и можно умереть спокойно.
Фрейд. «Отец зачал меня — и умер» — не так ли говорил Зигфрид?
Юнг. Как ни странно, я впервые задумался о комплексе отца и сына, когда писал статью об истории Зигфрида.
Фрейд. Какое совпадение.
Юнг. Вообще говоря…
Решает не продолжать; это и к лучшему, потому что Фрейд уже говорит о своем.
Фрейд. К слову, меня все чаще посещает мысль, что мифология и невроз, должно быть, имеют общие корни.
Юнг. Мне думается, если даже все ваши концепции будут опровергнуты, никто не сможет отрицать, что вы произвели революцию в нашей оценке самих себя.
Фрейд. Так-так, значит, по-вашему, все мои концепции неверны?
(Юнг нервничает, но вскоре Фрейд начинает смеяться, и тогда до него доходит, что это была шутка; теперь они смеются вместе.)
Я объяснил господину директору, что еще не до конца понимаю сущность шизофрении, а он мне сказал: «Единственное, что вы должны усвоить: она неизлечима». С моей точки зрения, это неконструктивный подход.
Юнг. Хм. Назовите день, когда я мог бы организовать вашу с ним встречу.
Фрейд. Нашу встречу? Зачем мне с ним встречаться?
Юнг. Ну, мне казалось…
Фрейд. Я знаю, что в принципе он наш союзник, знаю и то, что при осаде Трои раздоры неуместны. Но это не значит, что я должен искушать судьбу, встречаясь с ним лично.
Юнг. Дело в том, что… он знает о вашем приезде. Более того, он живет этажом ниже и сейчас наверняка слышит, что мы не спим.
Фрейд. Вот и пусть делает собственные выводы.
(Решительно тушит сигару.)
Итак, рассказывайте, какие у вас были интересные случаи.
Юнг. Первый случай вы увидите завтра воочию: это женщина, которая после родов потеряла всякое влечение к мужу, но, полагая, что он в равной степени к ней охладел, пациентка стала требовать, чтобы он занимался с ней любовью по четыре раза за ночь, а потом еще и в течение дня. Затем она залезла в постель к сестре и зятю, которые приехали к ним погостить, домогалась родного брата и в конце концов стала ходить по улицам и приставать к прохожим, умоляя о близости.
Фрейд. Фригидная нимфоманка.
Юнг. Не совсем: когда один из прохожих поддался на ее мольбы, она пришла в ужас и бросилась бежать. Ее счастье, что она не лечится у доктора Гросса: уж он бы своего не упустил.