Рембо. Наверное, потому, что у меня не осталось к тебе сочувствия.
Верлен. Но хоть какие-то чувства остались?
Рембо. Только легкое презрение.
Верлен. Как ты переменчив! Разве такое возможно?
Рембо. Не знаю.
Верлен. Я хотел, чтобы мы уехали вместе.
Рембо. Понятно.
Верлен. Чем собираешься заняться?
Рембо. Собираюсь закончить курс немецкого языка. А потом уеду из Европы. Один.
Верлен. А как же я?
Рембо. Придется тебе тоже уехать и кого-нибудь себе найти.
Верлен. Я не смогу. Сжалься.
(Обнимает Рембо.)
Прошу тебя.
Рембо. Отпусти.
(Верлен вцепляется в него. Рембо говорит — как и на протяжении всей последней части диалога — нескрываемо-скучающим тоном.)
Отпусти.
Верлен. Умоляю.
Рембо с размаху бьет Верлена, отчего тот впадает в ступор. Продолжает бить размеренно и методично, пока Верлен не оседает на землю бесформенной кучей. Рембо почти нежно ставит его на ноги и недолго смотрит ему в глаза.
Рембо (негромко). Прощай. (Уходит.)
Занавес.
Кафе в Париже; 19 февраля 1892 года.
День близится к вечеру; в дешевом кафе немноголюдно. Входит Верлен. Ему уже сорок семь, но выглядит он гораздо старше — как оживший корабль-скиталец. Его добротная одежда (примерно такого же фасона, как в начале первого действия) выглядит поношенной и неказистой. Он опирается на трость и сильно хромает, приволакивая левую ногу. Его сопровождает пятидесятилетняя Эжени Кранц, полуотставная проститутка. Ее говор звучит грубой пародией на речь Рембо.
Верлен. Добрый вечер.
(Пара невнятных ответов. Верлен и Эжени занимают столик.)
Абсент, будьте любезны. Два.
(Буфетчик за стойкой кивает и наполняет рюмки.)
Боже, как я устал.
Эжени (хмыкает). Немудрено.
Верлен. Как ты хороша, Эжени.
Эжени. Я знаю. (Пронзительно хохочет.) Верлен. Не верь никому, кто скажет, что это не так. Если я считаю, что ты хороша, значит, ты хороша.
Буфетчик подает спиртное.
Буфетчик. Сегодня вас тут спрашивали, мсье Верлен.
Верлен. Кто?
Буфетчик. Молодая дама. Не назвалась. Верлен. Молодая?
Буфетчик. Ну, лет тридцати с небольшим, на мой взгляд. Уж так хотела вас увидеть; я позволил себе сказать, что вы непременно будете у нас ближе к вечеру, и она обещала зайти попозже. Якобы у нее важное дело.
Верлен. Благодарю вас.
(Буфетчик собирается отойти.)
Минуточку… Как она выглядела?
Буфетчик. А знаете, мсье, неплохо, очень даже неплохо.
Верлен. Спасибо.
Молчание.
Эжени. Кто такая?
Верлен. А?
Эжени. Кто такая?
Верлен. Откуда мне знать?
Эжени. Я сперва подумала — Эстер, но нет, слишком молода. Наверное, не она.
Верлен. Я же тебе говорил, что не виделся с Эстер после выписки из больницы.
Эжени. Мало ли что ты говорил! Кто такая? Верлен. Понятия не имею.
(Молчание.)
Наверное, по делу.
Эжени. Знаем мы эти дела.
Верлен. Буду тебе весьма признателен, если ты позволишь нам поговорить наедине, когда она появится.
Эжени. Вот интересно! Фу-ты ну-ты! А мне куда прикажешь деваться, пока ты с новыми подружками валандаться будешь?
Верлен. Сколько раз повторять: я понятия не имею, кто она такая, но деловые вопросы предпочитаю обсуждать без свидетелей.
Эжени (угрожающе). А я тогда возьму да и подсяду вон к тому господину.
Верлен. Как хочешь, никто тебя не держит.
Эжени. Он, видать, повежливей тебя будет.
Молчание.
Верлен. Еще два, будьте любезны.
(Буфетчик выходит из-за стойки и подливает им абсента.)
Ты не могла бы мне выдать немного денег? Эжени. Чего?
Верлен. У меня в карманах пусто.