Сабина. Не лучше ли будет, если вы уделите внимание своей дочурке?
Юнг. В такое время ей положено спать.
Сабина. Я вас еще не поздравила.
Юнг. Это событие прошло без помпы. Итак, продолжим?
Молчание. По лицу Сабины пробегает первый тик.
Сабина. Не знаю, что вам сказать.
Юнг немного выжидает, а потом решительно подстегивает.
Юнг. Давайте вернемся к недавней поездке в Цюрих за рождественскими покупками. Ничто не предвещало неприятностей, но в какой-то момент вы рассердились и в довершение всего набросились на незнакомую женщину в шубе. Она была похожа на вашу маму?
Сабина. Нет, это из-за покупок, из-за слова «покупки», из-за того, что… вы произнесли это слово.
Юнг. И почему это слово вывело вас из равновесия?
Сабина делает вдох, словно борясь с охватившей ее паникой.
Сабина. Всякий раз… когда у нас дома назревал скандал, мама отправлялась за покупками. Выбирала совершенно ненужные вещи, какие попало, — чем дороже и бесполезней, тем лучше. Потом вынуждена была прятать их от отца, влезала в долги к знакомым и надеялась расплатиться из своих карманных денег, а сама тряслась от страха, что он узнает; теперь вы понимаете, почему я…
Резко умолкает.
Юнг. Отец так и остался в неведении?
Сабина. Как-то раз прознал. Разорался так, что чуть не лопнул, перебил все ее покупки, какие только нашел. Это был конец света.
Юнг. Теперь понимаю. Вы еще упомянули, что после того происшествия в Цюрихе у вас нарушился сон. Чем вы это объясняете?
Сабина. Тем, что у меня страхи.
Юнг. Что вас пугает?
Сабина. Что-то такое… что-то… у меня в палате… кот, что ли, только… разговаривает и лезет ко мне в постель.
(Долгая пауза. Юнг выжидает.)
Вот только вчера, вчера ночью, он вдруг стал что-то нашептывать мне на ухо, но я не смогла разобрать… а потом… он оказался сзади меня… обхватил за талию, а потом…
(Она яростно дергается в кресле, мучимая неловкостью.)
…потом я почувствовала, что у меня по спине елозит что-то липкое… как… слизняк… а когда обернулась, там уже ничего не было.
Юнг. Вы почувствовали это кожей спины? Сабина. Да.
Юнг. На вас не было ночной сорочки? Сабина. Нет.
Юнг. Вы мастурбировали?
Сабина. Да.
(В очередной раз повисает долгая пауза. Юнг, очевидно, собирается ее нарушить, но Сабина заговаривает первой.)
Терпеть не могу Новый год…
Юнг резко выпрямляется; он весь внимание.
Юнг. Почему?
Сабина. Дома вечно скандалы: вот, например, в прошлом году отец пришел в дикую ярость, хотя никто ничего не понял, — видно, мой брат Исаак что-то сболтнул… и тогда… тогда… тогда… он…
(Ее конечности дергаются в кратких, но устрашающих судорогах.)
…избил его… при всех… и я… я…
Не в состоянии продолжать. Юнг выдерживает паузу, прежде чем взять инициативу на себя.
Юнг. Мы с вами не раз обсуждали выходки вашего отца. Припомните самую одиозную из тех, что касались непосредственно вас.
Сабина безуспешно пытается усмирить свое непослушное тело, потом через силу начинает рассказывать.
Сабина. Мне было тогда лет тринадцать… да, точно, тринадцать… и он отчего-то разозлился. Затащил меня в маленькую гостевую комнату, а там… велел облокотиться на кровать и задрать платье, чтобы он мог… меня выпороть… а я ни в какую, твердила, что уже не маленькая, и он в конце концов… отстал и только приказал мне опуститься на колени, поцеловать портрет деда и поклясться его памятью, что я всегда буду… послушной девочкой… послушной девочкой…
Молчание.
Юнг. И это — самый ужасный случай?
Сабина. Да… Я…
Юнг. Хотя он вас и не бил?
Сабина. Да… насколько я…
Юнг. Но ведь были случаи, не правда ли, когда он поднимал на вас руку?
Сабина. О да, еще как, и очень часто, он часто…