- Это мое ранчо, - повторила она, словно говоря, что так оно и будет. - Оно мое. Последние пять лет я проливаю туда свою кровь, пот и слезы, - она бросила на него мрачный взгляд. - Когда ты в последний раз ступал на него?
Вэн неловко заерзал в кресле, потому что у него было чувство, что она знает так же хорошо, как и он, сколько времени прошло. Но для этого были причины, причины, которыми он не собирался делиться с ней прямо сейчас, потому что, откровенно говоря, на кону стояли более важные вещи, чем то, как долго он отсутствовал на чертовом ранчо.
- Неважно, когда я последний раз ступал на него, - он попытался расслабиться. - Важно то, что ты в опасности и ранчо больше не безопасно. Что означает, что ты останешься в Нью-Йорке, пока все не закончится.
Что-то вспыхнуло в темных, цвета горького шоколада глазах Хлои.
- И как долго это будет? Недели? Месяцы? Годы? Папа и Де Сантис были врагами двадцать лет. Так что, если ты говоришь мне, что я должна остаться здесь…
- Это не будет проклятые двадцать лет, - огрызнулся он, не зная, почему позволял ей так сильно раздражать его, только уверен, что она определенно очень раздражала его. - И если ты думаешь, что мне это нравится больше, чем тебе, то можешь подумать еще раз.
На ее лице появилось упрямое выражение.
- Я здесь не останусь, Салливан. Я не останусь. И ты не сможешь заставить меня.
Блядь.
- Значит, тебе насрать на собственную жизнь?
Она фыркнула.
- Конечно, мне не насрать. Ты просто не дал мне убедительных доказательств, что мне здесь лучше, чем на ранчо. А так как ты этого не сделал, будь я проклята, если останусь здесь дольше, чем нужно.
Дважды блядь.
Гнев пылал, как угли, прямо в его груди. Он не хотел иметь дело с этим дерьмом. Что он хотел, так это исправить беспорядок, который оставила в компании смерть Ноя, найти нового генерального директора, чтобы управлять ею, а затем вернуться на базу и к военной карьере, в которую он вложил все свое сердце и душу.
Чего он не хотел, так это чтобы Хлоя спорила, когда ей угрожала опасность. Особенно, учитывая то, что, если он не запрет ее в одной из комнат наверху, то не сможет удержать ее здесь, если она захочет уйти. Хотя, честно говоря, если бы дело дошло до того, чтобы запереть ее в комнате, чтобы спасти ей жизнь, он бы так и сделал.
В качестве альтернативы, он может отпустить ее, так как она права - у нее есть некоторая охрана на ранчо. И с каких это пор он обращает внимание на пожелания старика?
Хорошая идея. Его отношения с Ноем настолько ухудшились после фиаско в Колумбии, что Ной не пошел на какие-либо уступки ради него. Так почему же он должен повиноваться желаниям старого ублюдка теперь, когда он мертв?
Он уставился на Хлою, стоящую у камина. Ее подбородок был вздернут, а в глазах блестело свирепое неповиновение. На ее кожаной куртке все еще была влага, и влажные волосы завивались от тепла, и, хотя она злилась и не пыталась скрыть этого, в ней было что-то уязвимое.
Желание защитить, которое он почувствовал, когда она вышла из машины, снова подняло свою голову, хотя он и не хотел этого. Господи, он не мог позволить своим собственным проблемам с отцом влиять на него в этом вопросе, и он знал это, независимо от того, как велико было искушение просто позволить ей делать то, что она хотела. Угроза Де Сантиса была реальной. Чезаре Де Сантис владел самой передовой в стране компанией по проектированию и производству оружия. Он был богат, невероятно силен, и очень, очень опасен, и у него были веские причины преследовать Хлою.
Вэн не мог этого допустить.
Она была его младшей приемной сестрой. И хотя он не видел ее почти десять лет, он все еще носил с собой маленький камень, который она дала ему много лет назад. Напоминание о доме.
Он должен был защитить ее.
Он медленно встал со стула, огибая кофейный столик и еду, которая выглядела так, будто ему самому придется ее съесть, если он не хочет, чтобы она пропала даром, и подошел к ней. Хлоя наблюдала, как он приближается, ее взгляд стал настороженным, а поза напряженной, хотя он понятия не имел, почему.
Он остановился, глядя на нее, в черные глубины ее глаз. Там пылал огонь, маленькое сердитое пламя.
Ранчо было важно для нее, он это понял. И он тоже мог это понять, поскольку его собственная карьера была для него очень важна. Она также была в ярости, и было очевидно, что часть этого гнева была направлена на него. Он не винил ее за это, вовсе нет. Если бы он был на ее месте и ранчо отдали кому-то другому, он бы тоже был в ярости.
Что навело его на мысль.
- Ты знаешь, что я могу взять тебя, отвести наверх и запереть в одной из спален, не так ли? - тихо спросил он.