Что делало его реакцию на Хлою очень, очень неправильной.
Потому что она не подходила ни по одному из этих пунктов.
Она лежала под ним, дрожащая и отчаявшаяся, глядя на него, как будто она висела на краю обрыва, и он был ее спасательным кругом. Это не должно было быть так возбуждающе. Тем не менее, он был так чертовски тверд, что потянулся и взял ее лицо в ладони, чтобы успокоить, наблюдая, как она расслабляется от его прикосновений, отвечая на них, вызывая боль в его груди, а член становиться еще тверже.
Он сказал ей, что не будет торопиться, и он не шутил. Она была неопытна, и он не хотел делать ничего, что может обидеть или напугать ее. Только то, чего она хотела - чувствовать себя хорошо. Поэтому он проигнорировал все ее мольбы и то, как она пыталась напасть на него, проигнорировал ее требования и неистовое прикосновение ее пальцев к его телу. Все шло хорошо, медленно и легко.
Но, черт возьми, это была одна из самых трудных вещей, которые ему когда-либо приходилось делать.
Она была так чертовски красива. Так чертовски отзывчива. Она была на вкус как рай, и то, как она прижималась к нему, как она произносила его имя хриплым от отчаяния голосом, было самым эротичным, что он когда-либо слышал в своей жизни.
Она была самой совершенной женщиной, которую он когда-либо имел в своей постели, и ему потребовалась каждая унция его воли, чтобы не вдавить ее в матрас и в забытье не вбиваться в нее.
Вместо этого он двигался с большой осторожностью, прижимая ее маленькое, обнаженное, шелковистое тело к своей груди. Она дрожала и задыхалась, когда он входил и выходил из нее, шепча что, типа «я не могу», «это слишком много» и «я не думаю, что могу это сделать».
Но он проигнорировал все это, обняв ее, поглаживая по спине, чтобы успокоить. Потому что, конечно, она могла это сделать. Она прижималась к нему, как будто никогда не хотела отпускать, и ее киска делала то же самое с его членом, сжимая его, как будто желая удержать его глубоко внутри.
Хорошо, что она была в таком отчаянии. Что она нуждалась в нем. Чтобы завоевать ее доверие.
Да, и что случилось в последний раз, когда женщина это сделала?
Господи, вряд ли он когда-нибудь забудет. Но одна ночь не повредит. Только на одну ночь он мог притвориться, что он хорош для кого-то, вместо того, чтобы быть их смертным приговором.
Он переменил позу, откинулся на кровать и посадил ее к себе на колени. Он усадил ее лицом к себе, обвив ее ноги вокруг его талии, снова опустив на свой член. Она смотрела на него остекленевшими глазами, слегка приоткрыв губы, щеки ее порозовели. Ее волосы разметались, пряди прилипли к влажному лбу, поэтому он откинул их из ее глаз. Он не торопился, нуждаясь в медленных, плавных движениях, чтобы отвлечься от безумного жара ее киски. От плотной, влажной хватки вокруг его члена.
Только после того, как она устроилась, и он взял свой собственный сердечный ритм под контроль, он снова приподнял ее, держа руки на бедрах и поднимая и опуская ее вверх-вниз, показывая ей, как ездить на нем, чтобы дать ей наибольшее удовольствие.
Когда он притянул ее к себе, потирая основание своего члена о ее клитор, ее глаза закатились, и она издала самый беспомощный, самый восхитительный стон. Поэтому он делал это снова и снова, поднимая ее, а затем опуская, наблюдая за ее лицом и чистым, открытым удовольствием, которое оно выражало.
Она не собиралась долго сдерживаться и благодарить за все гребаного Христа, потому что он был уверен, что скоро и сам сорвется, если не будет осторожен.
Он ускорился, пока она не начала трястись, явно на грани отчаяния. Затем он скользнул одной рукой между их скользкими, напряженными телами и нашел твердый бутон ее клитора, одновременно насаживая ее. Голова Хлои запрокинулась, и она издала хриплый крик, а все ее тело напряглось.
Вэн схватил ее волосы в кулак на затылке, накрыл ее рот поцелуем, не в силах устоять перед искушением попробовать ее на вкус, пока она кончала, взять ее крики в себя. Он продолжал двигаться, удерживая ее, когда она плавала на волнах удовольствия, чувствуя, как сжимается вокруг него.
Не было причин сдерживаться, поэтому он не стал, снова и снова врезаясь в нее, пока его собственная кульминация не обрушилась на него, как гребаное цунами, и не утащила его вниз.
Он рухнул на кровать, забрав ее с собой, но в последнюю минуту откатился в сторону, чтобы раздавить своим весом. Она повернулась лицом к его шее, обдавая горячим дыханием, и он обнаружил, что лежит неподвижно в тишине в течение долгой, бесконечной минуты, слушая звук ее дыхания, ожидая, пока его сердцебиение замедлится. Она прижала руки к его груди и прильнула ближе, слегка вздохнув.