Ничего общего с тем огромным влечением, которое было, когда ей было шестнадцать, и тем фактом, что она злилась на него из-за того, что он не навещал ее. Нет, это не имеет к этому никакого отношения.
Нет, конечно, это не так. Эта влюбленность была старой новостью, которую она пережила много лет назад простым способом, заведя роман с Джейсоном, одним из работников ранчо. А что касается его отсутствия, то она была так занята ранчо, что почти не думала о нем.
Остановившись у подножия лестницы, Хлоя сунула замерзшие руки в карманы своей старой и поношенной кожаной куртки, сжимая холодные пальцы в кулак. Затем она медленно направилась к высокой фигуре, стоявшей на асфальте, рядом с ним ждала длинная черная машина. Его неподвижность нервировала, и с этим раздражающим светом позади него, она все еще не могла видеть его лицо.
Щурясь от дождя и ветра, запутавшегося в ее волосах, она в конце концов вытащила руку из кармана и откинула волосы назад, вытирая капли дождя и защищая глаза от света.
- Салливан?
В этот момент один из огней самолета мигнул, на секунду осветив его лицо. Высокий лоб. Резные скулы. Сильная челюсть, темная из-за черной щетины. Широкий рот в жесткой линии. Карие глаза, яркие на фоне густых черных ресниц.
Что-то сильно ударило Хлою в грудь, что было смешно, учитывая, что она видела его на похоронах своего отца всего пару недель назад. С другой стороны, эти похороны и последующие недели были чем-то вроде размытого горем пятна, так что, возможно, ее реакция не была такой уж удивительной.
- Эй, красотка, - сказал Салливан, его голос был глубоким и темным, как ночь вокруг них.
И вдруг на нее обрушились воспоминания.
Ему было семнадцать, его черные лохматые волосы, мускулы, и карие глаза, цвет которых был где-то между коричневым, таким светлым, что казался почти золотым, и зеленым, как отблески воды на пруду в глухом лесу. Он научил ее ездить на первом пони, поднимая ее на седло своими большими руками, так терпеливо, что она хотела сделать все возможное, чтобы произвести на него впечатление.
Нет, он никогда не был для нее братом, хоть и был намного старше. Он был больше похож на учителя, которого она боготворила, или на отца, отдаленную, внушающую благоговение фигуру, входящую в ее жизнь на короткие мгновения, а затем снова уходящую. Он научил ее ездить верхом; как ухаживать за лошадью и убирать мусор из конюшни; как кормить своего любимого пони яблоком, держа ее руку так, чтобы большие мягкие губы животного могли взять его с ладони.
- Красотка…
В тот день, когда он уходил на флот, он присел рядом с ней и взъерошил ее волосы.
- Пока, красотка. Еще встретимся.
А потом он ушел, забрав с собой свое тепло, и она почувствовала, что зима пришла слишком рано.
Она боготворил его однажды. Ну и что? Он не приезжал сюда восемь лет, а теперь владеет ранчо, и вернуть его - вот что важно.
В ее животе было странное напряжение, но она проигнорировала его, сосредоточившись на своем гневе.
- Привет, - сказала она тем бодрым тоном, каким давала указания работникам ранчо. - Я так понимаю, тебе нужно было срочно меня видеть.
- Да, - он долго молчал, и у нее было ощущение, что он изучает ее так же, как она изучала его. - Ты в порядке?
Странный вопрос.
- Да, конечно.
Она стояла прямо, не обращая внимания на странное напряжение между лопатками. Если бы она была дома, она могла бы объяснить это тем, что за ней наблюдает пума. За исключением того, что в Нью-Йорке не было пум.
Но есть хищники. И он один из них.
Дрожь, которая не имела ничего общего с дождем, прошла по ее телу.
Нет, это было глупо. Салливан не был хищником и не был опасен. Она вела себя как идиотка.
Наступило неловкое молчание, которое он не спешил нарушить.
Значит, ее ответ был не таким, как он ожидал? Что еще он имел в виду под «Ты в порядке?».
Хлоя вздернула подбородок.
- Ты ожидал, что я не буду в порядке?
Он не двигался, казался непроницаемым для ветра и дождя.
- Я не был уверен,- свет погас и его лицо снова погрузилось в тень. - У меня не было возможности поговорить с тобой на похоронах.
Печаль, которую она пыталась оттолкнуть, крепко сжала что-то в районе груди, но она проигнорировала и это. Она не собиралась говорить об этом сейчас, не здесь, под дождем, с человеком, которого не видела восемь лет, с человеком, который теперь обладал единственным, что было для нее важным.
- Ну, со мной все в порядке.
Она изо всех сил старалась, чтобы это звучало именно так.
Снова тишина, он наклонил голову, словно изучая ее.
Хлоя раздраженно вздохнула.
- Полагаю, ты хочешь обсудить завещание. Я имею в виду, это единственная причина, по которой я здесь, верно?
- Да, - сказал он через мгновение. - Но сначала давай вытащим тебя из-под дождя, - он резко отвернулся и протянул руку, открывая дверь машины. - Тебе лучше сесть в машину. Я принесу твои чемоданы.
Хлоя пожала плечом, через которое была перекинута сумка.
- Это все, что я взяла с собой.
Он сделал паузу.
- Серьезно? Одна сумка?
- Мне не нужно много.
Она никогда не была помешанной на одежде, ей никогда не нужно было быть такой живя на ранчо. Пара пар нижнего белья, джинсы, свитер или два, зубная щетка и расческа, и она была готова. Что еще ей нужно?
Кроме того, его долгое молчание, указывающее на его удивление, так же заставило ее щеки запылать от смущения. Хотя почему она должна чувствовать себя неловко из-за отсутствия багажа, она понятия не имела. Итак, это был первый раз, когда она была за пределами своего родного штата, но что с того? Она была занята на ранчо. У нее не было времени на путешествия.
- Я все равно не задержусь здесь надолго, - сказала она, не понимая, почему ей нужно оправдываться и раздражаясь, что она это делает. - Я только хочу обсудить завещание и вернуться домой. Кроме того, ты не сказал, как долго…
- Все в порядке, - перебил он, понизив голос. - Давай, садись в машину. Ты промокла.
Внутри нее зашевелилось раздражение, хотя это было правдой - она промокла. Прошло много времени с тех пор, как кто-то говорил ей, что делать, и она не желала вновь к этому возвращаться. Боже милостивый, ей уже не десять лет.
- Мне плевать на дождь, - сказала она с кислым видом. - Если только ты сам не промок.
Огни самолета позади нее снова замерцали, освещая его лицо, заставляя непонятное ей чувство снова ударить в грудь.
Ей было тогда шестнадцать, и Вульф - последний из ее приемных братьев – уехал с ранчо уже как три года. На ранчо было тихо. С тех пор как она повзрослела, отец лишь изредка навещал ее, прилетая из своего нью-йоркского штаба. Так что, когда Салливан приехал на недельный отпуск, она была в восторге.
Потом она увидела его у конюшни, он присел на корточки рядом с одной из лошадей, держа переднее копыто одной из своих огромных рук, вычищая что-то из подков. На нем не было рубашки, и лучи солнца переливались на его загорелой коже, очерчивая мускулистые линии его спины и плеч. Затем он выпрямился, одной рукой рассеянно погладил шею лошади и одним плавным движением вскочил в седло.