- Твоя, - это был единственный ответ, который у нее был. - Я твоя.
- Да, - прорычал он, собственнический тон, который раньше был лишь намеком в его голосе, теперь звучал громко и ясно. - Да, черт побери.
Затем он накрыл ртом ее сосок, глубоко втягивая его, и сильно надавил на клитор. И это заставило звезды взорваться перед ее глазами.
Заставляя ее кричать.
Вэн чувствовал, как ее киска крепко сжимается вокруг его пальцев, а ее тело содрогается от оргазма. Она всхлипнула, выгибаясь ему навстречу, словно ища большего.
Дикое удовлетворение сжалось в его груди, как кулак, и он в последний раз лизнул ее сосок, подняв голову и взглянул на нее. Она откинулась на спинку дивана, закрыв глаза, слегка приоткрыв рот. Халат полностью соскользнул с одного ее плеча, края его были широко распахнуты, обнажая изящные изгибы и бледную кожу. Хотя она больше не выглядела такой бледной, удовольствие заставило все ее тело покраснеть.
Она была самым красивым существом, которое он когда-либо видел, и она принадлежала ему.
И теперь они оба это знали.
Он разжал пальцы, и она вздрогнула, распахнув глаза. Они были цвета ночного неба на ранчо, где ни один городской свет не мог скрыть звезды. Плотный черный бархат, темный и глубокий.
Не сводя с нее своего темного взгляда, он поднес пальцы ко рту и облизал их, пробуя ее восхитительный солоновато-мускусный вкус, наблюдая, как ее зрачки расширились еще больше.
Ему следовало остановиться, когда она сказала, что не выйдет за него замуж. Когда она сказала ему, что хочет любви, он должен был встать и отпустить ее. Но он этого не сделал.
Вместо этого все в нем напряглось в мгновенном отрицании. Она не нуждалась в мучительном клубке лжи, который назывался любовью. Вместо этого она могла бы получить все удовольствие, с которым могла справиться. Удовольствие не причиняет боли - по крайней мере, если ты сам этого не хочешь - и не требует от тебя ничего, кроме участия.
Но потом она сказала, что дело не в сексе, что она может получить это от кого угодно, и... Если это не было вызовом, он не знал, чем еще это могло быть, но он не смог оставить это так просто.
Она не могла получить подобного ни от кого другого, и она должна была понять это. Он должен был доказать ей. И он это сделал. Довольно убедительно, подумал он.
Она нуждалась в нем и только в нем.
Вэн не сомневался в том, что в нем проснулось стремление пометить свою территорию, примитивное желание доказать свою точку зрения и подчеркнуть ее ярко-красным цветом. Первобытная потребность заставить ее понять, что нет смысла отказывать ему, нет смысла сопротивляться.
Что она его, чистая и простая.
Зачем ей вся эта любовная чушь, когда у нее есть он и удовольствие, которое он может ей дать? Она была такой сластолюбивой, что ей не нужно было ничего другого.
Он выпрямился, поднял руки к пуговицам рубашки, расстегнул их, стряхнул хлопковую ткань и уронил на по.
- Ты выйдешь за меня замуж, Хлоя, - сказал он. - И я заставлю тебя кончать так каждую ночь, - он избавился от ботинок, затем расстегнул штаны, расстегнув молнию, его член был так чертовски тверд, что болел. - Тебе больше ничего не понадобится, обещаю.
Она просто смотрела на него, разные эмоции сменялись в темноте ее глаз, наблюдая, как он спустил штаны и нижнее белье и вышел из них, и открытый голод отражался на ее лице.
Да, он был ей нужен, так почему же она так упорно отказывала ему, он не знал.
Достав бумажник, он вытащил из него упаковку презерватива, разорвал ее и натянул латекс на член.
Затем он потянулся к ней, перевернул ее на живот и поставил коленями на диван, прижимая ее к подушкам.
Потребность в ней была подобна биению его пульса, ровному и безжалостному, неумолимому притяжению, но он не хотел ни ее молчания, ни ее неподвижности. Он хотел услышать ее мягкий, хрипловатый голос, говорящий, что он ей нужен. Чтобы она сказала ему, что только он может заставить ее чувствовать себя так, что она жаждет только его.
Он отдаст ей все. Все это и даже больше. Заставит ее забыть о тяжелой, болезненной штуке, называемой любовью, которую он не собирался дарить ей - никому. Заставить ее отчаянно желать удовольствия, которое он мог бы дать вместо любви.
Она лежала неподвижно, склонившись над диванными подушками, ее руки лежали на кремовой ткани, черные волосы, густые и блестящие, рассыпались по плечам. Такая красивая, что все внутри него напряглось.
Он опустился на колени позади нее, обнял и притянул к себе так, что ее спина оказалась прижатой к его торсу. Она была такой мягкой, такой горячей и в то же время такой хрупкой. Господи, он хотел съесть ее живьем.
Согнув бедра, он прижался своим ноющим членом к ее мягкой попке, наслаждаясь теплом ее киски.
- Поговори со мной, красотка, - он уткнулся носом в ее шею, давая ей почувствовать его зубы на ее коже, покусывая ее, пробуя на вкус ее кожу, жаждущий чего-то, для чего у него не было слов. - Скажи, как сильно ты меня хочешь.
- Я хочу тебя, - на этот раз она сдалась без колебаний. - Я хочу тебя, Вэн. Так сильно.
Эти слова должны были успокоить горячее, собственническое чувство внутри него, должны были заставить его чувствовать себя лучше, и все же по какой-то причине все было не так. Они только заставляли его чувствовать себя еще более разгоряченным, еще более по-собственнически.
Он скользнул руками, обхватив ее красивые сиськи, дразня соски большими пальцами, заставив ее напрячься.
- Скажи, что я нужен тебе, - он прижался губами к ее шее и слегка прикусил. - Скажи мне, что для тебя нет никого, кроме меня.
Она выгнулась навстречу ему, приподняв грудь в его ладонях.
- Ты нужен мне, - хрипло сказала она. - О Боже... Вэн. Нет никого, кроме тебя.
Опять же, этого должно было быть достаточно. Но это было не так.
Собственническое чувство усилилось, пронизанное каким-то отчаянием, голодом, который заставил его положить руку ей на затылок, прижав ее голову к диванным подушкам, удерживая ее так, чтобы она не смогла протестовать и не смогла убежать. Чтобы она знала, насколько полностью находится в его власти.
Но она не сопротивлялась. Она просто повернула голову в сторону, так что ее щека уперлась в кремовую ткань, принимая его. Ее черные волосы рассыпались по спине, кожа была еще бледнее, чем обивка дивана, спина с изящными изгибами.
У него возникло внезапное, сильное чувство, что она должна бороться с ним, как обычно, что она должна отталкивать его, делать что-то, а не просто сдаваться. Не делать все, что ей говорят.
Его сердцебиение начало учащаться, запах ее кожи и волос затуманили его разум, ощущение ее под пальцами жгло, как огонь.
Он погладил ее по спине, ощущая маленькие хрупкие косточки и атлас кожи, наблюдая, как она вздрагивает от его прикосновения.
Он хотел, чтобы она стояла перед ним на коленях, обнаженная, и говорила именно то, что он хотел услышать. Так почему же этого было недостаточно?
Собственническое рычание зародилось глубоко внутри.
- Ты выйдешь за меня замуж? - он не мог произнести это как что-то менее похожее на требование, хотя его прикосновение к ее спине оставалось легким.