Такетт затряс головой, попытался вырваться, испуганно посмотрел по сторонам, как бы ища помощи. Неужели никто не остановит этого типа?
– Пикеринг тебя бросил. Всем остальным наплевать на твою судьбу, так что сделай вид, что ты мужчина, и попытайся спасти себя.
Тихий, дразнящий, угрожающий голос, похоже, проник сквозь животный страх Такетта, и он кивнул, с трудом проглотив образовавшийся в горле комок.
– Хорошо. Только дай мне шанс…
– Вытаскивай свой нож, или я зарежу тебя не сходя с места.
От этих холодных, безжалостных слов по спине Тори побежали мурашки. Это был тот мужчина, которого она ударила и которому угрожала, – именно он держал и целовал ее.
Дышать было трудно – жара усилилась, ветер стих. Похоже, воздух замер, двигались только двое мужчин на середине площади. Они исполняли странный танец; один человек шагал уверенно, другой был явно потрясен и испуган. Тори испытала к нему жалость.
– Кто-то должен это остановить… – прошептала она, сжав кулаки. – Где стражи порядка?
– Это не Бостон, – выдавил из себя лейтенант, не отводя взгляда от происходящего на площади. – Здесь действуют армейские правила, а комендант, вероятно, устроил себе сиесту.
Когда Тори слегка повернулась, чтобы ответить что-то язвительное, внезапное движение заставило ее занять прежнее положение. Она увидела, что Кинкейд сделал изящное движение, точно танцор. Солнечный свет отразился от металла, и Тори заметила, что Такетт вытащил нож. Он бросился вперед, целясь в живот Кинкейда, но промахнулся – его противник ловко и проворно отступил в сторону.
Лезвие Кинкейда засверкало, жаля врага с быстротой змеи. Кровь потекла из дюжины мелких ран. Она обагрила щеку Такетта, его куртка из оленьей кожи превратилась в лохмотья, на которых алели яркие пятна. Тяжело дыша, спотыкаясь, Такетт пытался пырнуть Кинкейда, но ему явно не хватало ловкости.
– Я проиграл, – заскулил он. – Все кончено. Ты победил.
Кинкейд бросил на него презрительный взгляд, опустив руку с ножом. Тори была уверена, что сейчас он убьет врага, но Кинкейд вдруг мрачно тряхнул головой и разрезал соединявший их платок.
– Ты трус и убийца, Такетт. Ты заслуживаешь виселицы. Это даст тебе время подумать о девушке, которую ты убил.
Освобожденный Такетт, склонив голову, повалился на пыльную мостовую. Кинкейд шагнул в сторону, повернулся спиной к поверженному противнику и заговорил с человеком, которого, как услышала Тори, звали Гарсиа.
Переведя взгляд с Такетта на Кинкейда, Тори подумала о том, кто была эта девушка. В это время Колетт тихо ахнула. Тори успела увидеть, как Такетт с внезапной решимостью поднял голову. Все произошло стремительно. Изрезанный человек вскинул руку, сверкнув ножом. Тори поняла, что он собирается сделать. Не тратя время на раздумья, она закричала:
– Берегитесь!
Стремительное движение Кинкейда было почти незаметным для глаз. В следующий миг он уже смотрел на Такетта, согнув свое тело. Тори услышала звук удара и изумленный крик. Нож Кинкейда торчал из груди Такетта, длинная рукоятка слегка подрагивала.
Потрясенный Такетт едва коснулся ее пальцами. Он покачал головой, словно не веря в реальность происшедшего, и рухнул лицом вперед на камни.
– Тебе не следовало поворачиваться к нему спиной, Ник. Гарсиа встревожено посмотрел на тело, неподвижно распростертое на мостовой.
– Это был единственный выход. – Губы Ника изогнулись в безжалостной улыбке. – Пока я стоял перед ним, он бы ни на что не решился. Я дал ему шанс.
Ник наклонился, вытащил свой нож, выпрямился и вытер лезвие о брюки.
– Черт возьми. – Гарсиа с потрясенным видом покачал головой. – Черт возьми.
Кинкейд поднял голову, обвел взглядом начавшую собираться толпу и прямиком направился к Тори. Девушка поняла, что смотрит на него, но не смогла отвести взгляд в сторону. Глаза Ника удерживали его с холодной бесстрастностью животного. Он кивнул, еле заметно здороваясь с ней, потом повернулся и ушел прочь.
– Моn Dieu… sacrebleu!..[17]
Причитания Колетт сменились испуганным бормотанием, которого Тори не могла понять. Происшедшее внезапно потрясло девушку. К ее горлу подкатила волна тошноты. Она оцепенело уставилась на мертвого человека, лежащего на камнях в луже крови. Тори почти не замечала присутствия лейтенанта Брока, не слышала раздающихся голосов. Теперь, когда опасность миновала, они звучали смело.
– Господи, я ни разу не видел человека, который бы так ловко управлялся с ножом…
– Кто этот убитый человек?
– Не знаю. Похоже, он выбрал неподходящего противника…
– Вы видели, как стремительно он действовал? Ручаюсь, этот человек с фронтира, с Колорадо-Ривер…
– Нет, я знаю, кто он. Его фамилия Кинкейд, он рейнджер из Техаса. Los diablos Tejanos – так их называют мексиканцы. Техасские дьяволы…
– Пойдемте со мной, мисс Райен.
Голос Дейва прозвучал мягко, успокаивающе, но Тори пробормотала слова извинения и отошла в сторону.
Колетт взяла ее за руку и повела с площади к лошадям. Тори едва слышала взволнованные вопросы Дейва и свое ответное бормотание; потом она села на лошадь, Пабло оседлал своего коня. Юноша грозно и недовольно посмотрел на Брока, который приблизился к Тори и обеспокоено глядел на нее.
– Да, да… – Тори посмотрела сверху вниз на Дейва, практически не видя его. – В пятницу, в семь часов вечера…
Все произошло так быстро. Тот человек уже был мертв, и она предупредила убийцу. Она не знала, почему сделала это, что заставило ее предостеречь его.
Дрожа под жарким июльским солнцем, Тори пыталась справиться с потрясением, вызванным жестокой сценой, которую она только что наблюдала. Она вдруг вспомнила, что сейчас целый континент отделяет ее от Бостона и Питера. Она находилась в совершенно ином мире, где не действовали знакомые ей законы. Человеческая жизнь была здесь непредсказуемой. И хрупкой.
Глава 8
Тори села в кровати и нахмурилась. Отец с кем-то спорил – кажется, с женщиной. Их голоса нарушили ее дневной отдых. Сначала Тори думала, что они снятся ей. Потом голоса стали более громкими, и она поняла, что ошиблась. Поднявшись с кровати, она подошла к открытым дверям, которые вели в патио.
Голоса доносились из сада, начинавшегося за каменной стеной с железной калиткой. Тори вышла босиком во дворик и направилась по прохладным камням к стене; голоса зазвучали более отчетливо.
– Говорю тебе, – резким тоном произнесла женщина, – я этого не допущу.
Тон отца был другим – холодным, неумолимым; Тори еще никогда не слышала, чтобы он говорил так с кем-то.
– У тебя нет выбора. Советую тебе смириться.
– Это отвратительно!
Тори подошла ближе к раскачавшейся виноградной лозе. Когда девушка коснулась листьев, имевших форму сердечка, они зашуршали, щекоча ее щеку. Тори прислонилась к стене. В голосе женщины проскальзывали нотки едва сдерживаемого возмущения; он показался девушке знакомым. Если бы только Тори могла заглянуть за стену или если бы они прошли мимо железной калитки, она бы узнала, с кем спорит отец…
– Отвратительно это или нет, но таким образом я увеличу мой капитал в три раза. Что тут такого особенного? – с сарказмом в голосе произнес отец. – Ты должна знать, что так поступали с незапамятных времен. К тому же я никогда бы не причинил ей вреда.
– Это неправда, ты думаешь только о себе. Так было всегда… Возможно, моя жизнь закончена, но ее – нет. Клянусь, я помешаю тебе, если смогу.
Тори услышала приглушенный звук, потом кто-то ахнул, девушка не расслышала несколько произнесенных слов и попыталась справиться с охватившим ее страхом. Этот голос был таким знакомым. Она должна увидеть, узнать…
– Донья Витория! – Тори повернулась с прижатой ко рту ладонью. В открытых дверях дома, слегка нахмурившись, стояла тетя Бенита. – Тебе нездоровится?
– Нет-нет. – Девушка неуверенно отошла от стены. – Со мной все в порядке.
– Ты такая бледная. Ты все еще думаешь о своей поездке в город на прошлой неделе? Да. Тебе не следовало так поступать, и Мануэля строго отчитали за то, что он допустил это. Благовоспитанная девушка никогда не покидает свой дом без дуэньи. Твоя глупая служанка – весьма неподходящая замена, и я не могу понять, почему ты поступила так легкомысленно. Вероятно, дон Патрисио еще отругает тебя. Ты так рисковала! – Переведя дыхание, тетя Бенита смягчила тон. – Ты уже наказана тем, что лошадь понесла, поэтому я больше не стану говорить об этом. Полагаю, в следующий раз, собираясь на прогулку, ты прежде подумаешь.