Она догадалась, что он сейчас скажет, и подняла руку, чтобы остановить его, но он проигнорировал этот жест.
– Я договорился о твоем браке с Рафаэлем Диас-Рейесом, старшим сыном дона Луиса. Это прекрасная партия, поскольку дон Луис – один из основных моих партнеров и в будущем наши капиталы сольются, возможно, в одну большую империю. Конечно, я оговорил несколько технических моментов, чтобы защитить тебя. Например, твой муж не сможет продать твои владения без твоей подписи, и…
– Папа… папа, я не могу выйти за него! – Тори вскочила с кресла. – Я уже помолвлена с другим человеком.
Патрик уставился на нее немигающим взглядом. Потом слегка пожал плечами:
– Боюсь, ты поступила неразумно. Конечно, помолвку придется разорвать.
– Нет.
Глаза отца сузились, в них вспыхнуло голубое пламя. Тори сделала глубокий вдох и забормотала так быстро, что слова наталкивались друг на друга:
– Я люблю его, папа. Он священник, отстаивающий права женщин. Его зовут Питер Гидеон. Он тоже меня любит. Вероятно, он сможет приехать в Калифорнию, если ты захочешь, чтобы мы поженились здесь.
Отец встал, дрожа от ярости, и заговорил тем ледяным тоном, который Тори слышала в саду:
– Ты выйдешь за Рафаэля. Это не подлежит обсуждению, Виктория. Со временем ты поймешь, что это – лучшее решение.
– Я не выйду за Рафаэля! – выпалила Тори, рассерженная не меньше отца. – Ты меня не заставишь. Я не люблю его. Я даже не знаю его и не хочу знать. Я не видела его с детства, и к тому же я люблю Питера.
Пренебрежительно отмахнувшись от последнего заявления, Патрик заговорил более спокойно:
– Я понимаю, что это для тебя неожиданность. Имена вступающих в брак уже оглашены в церкви, но свадьба состоится только в следующем месяце, а официальное заявление будет сделано через две недели во время фиесты. У тебя достаточно времени, чтобы привыкнуть к этой мысли и написать письмо Питеру, сообщив ему о разрыве помолвки.
– Я этого не сделаю. – Ее голос тоже стал более спокойным, но не менее решительным. – Я взрослый человек и…
– Тебе еще нет двадцати одного года, Виктория. Но дело не в этом. Мы живем в Калифорнии, а ты – незамужняя девушка. Ты обладаешь только теми правами, которые я предоставляю тебе.
Она вздернула подбородок, грозно прищурила глаза.
– Я помолвлена. Питер подарил мне кольцо и нечто большее – свое сердце и любовь.
– Любовь, – почти презрительно произнес Патрик. – Все это со временем не будет иметь никакого значения. Не делай глупости. Я думал, что ты более благоразумна и лучше понимаешь, что действительно важно в жизни. Любовью сыт не будешь, она не оденет тебя, а чаще всего от нее остается только пустота в душе. Не говори мне о любви. Ты не знаешь истинного значения этого слова.
– Несомненно, я знаю больше, чем ты… – Задетая словами отца не меньше, чем его жестким тоном, она запротестовала сдавленным шепотом: – Нам с Питером для счастья нужна только наша любовь.
Господи, сейчас она казалась себе отвратительной лицемеркой! Любовь! Как бы отреагировал Питер, если бы она сказала ему о том, что совершила? Что бы он о ней подумал?
– Любовь? Если бы преподобный Гидеон узнал, что у тебя нет ни цента за душой, он бы нашел любовь в другом месте. – Отец вышел из-за стола и хмуро посмотрел на Тори из-под густых бровей своими холодными глазами. – Забудь о своих глупых планах, девочка. Я не позволю тебе выбросить все, что так долго зарабатывал. Думаешь, я женился на твоей матери по любви? Нет. Этот брак устроили ее родители.
– Да, и я вижу, как вы оба счастливы! – Она была слишком рассержена, обижена и напугана, чтобы следить за своими словами. – Моя мать прячется в комнате, желая поскорее умереть, а ты думаешь только о деньгах, земле и скоте. Я предпочла бы голодать, нежели выйти замуж за человека, которого не люблю!
– Возможно, тебя постигнет такая судьба, – холодным тоном произнес он. Чем сильнее сердился Патрик Райен, тем более заметным становился его ирландский акцент.
Тори уже с трудом понимала отца.
– Поверь мне, девочка, тебе не понравится голод, от которого живот прилипает к позвоночнику, я знаю это по собственному опыту. Еще я знаю, что такое стоять перед человеком, который говорит тебе, что ты недостоин его дочери и никогда не выбьешься из бедности. Эти раны глубоки, девочка, от них остаются шрамы. Я поклялся, что сделаю все для того, чтобы никогда больше не услышать таких слов. Думаешь, я отправил тебя в Бостон для того, чтобы ты научилась там бунтовать? Я послал тебя туда, чтобы ты научилась тому, чему нельзя научиться здесь, и, клянусь Богом, тебе пора возвращать долги!
Он сделал глубокий вдох, дрожа всем телом; лицо Патрика стало пугающе багровым. С каждым словом его голос звучал все громче и громче, пока не превратился в настоящий рев, отражавшийся эхом от деревянных стен кабинета.
Рассерженная не менее отца, Тори отказалась сдаваться:
– Я вернусь в Бостон на следующем корабле. Тогда тебе не придется беспокоиться из-за меня.
– Никуда ты не поедешь! – выпалил в бешенстве Патрик. – Я предупрежу портовые власти, и ни один капитан не возьмет тебя. Будь уверена, я это сделаю.
Тори не сомневалась в том, что он выполнит свою угрозу. Она побледнела.
– Ты не можешь сделать меня пленницей!
– Смотри на это как тебе будет угодно, но я знаю, что лишь пытаюсь спасти тебя…
Его голос, напоминавший хриплое рычание, дрожал от эмоций и усталости. Руки Патрика тряслись, и он оперся ими о край массивного стола, навалился на него, тяжело дыша.
Тори трепетала, но капитуляция была для нее равнозначна гибели. Она не хотела стать причиной смерти отца, а ярость Патрика была так велика, что его в любой момент мог хватить удар. Позже, когда он успокоится и обретет способность слушать, она снова повторит ему, что не может выйти за Рафаэля, А сейчас пойдет на компромисс.
Сделать это было нелегко. Она набрала воздуха в легкие, чтобы успокоиться, и посмотрела на пылающее лицо отца.
– Мне нужно время, чтобы подумать.
Отец сделал вдох, потом кивнул:
– Да, девочка, подумай. Ты поймешь, что это к лучшему. Я ведь не хочу причинять тебе боль, ты это знаешь?
Его слова прозвучали не так убедительно и ободряюще, как могли прозвучать раньше, но она медленно кивнула:
– Да, папа.
Он подошел к Тори, обнял ее, прижал к груди и пробормотал, что скоро она забудет Питера Гидеона. Браки по договоренности всегда оказываются лучшими. Так уж устроена жизнь, и он, Патрик, лишь хочет защитить Тори.
– Помнишь, я говорил тебе о сюрпризе? – Он отступил на шаг, коснулся согнутыми пальцами подбородка Тори и поднял ее голову. – Твой брат привезет его, когда вернется домой. Он и твой дядя должны приехать из Лос-Анджелеса через день или два, задолго до фиесты. О, видела бы ты Диего! Он так вымахал, что ты с трудом его узнаешь…
Девушка заставила себя вяло улыбнуться и пробормотала что-то в ответ, почти не соображая, что говорит. Ее жизнь внезапно вырвалась из-под контроля, и теперь она, Тори, беспомощно неслась навстречу своей судьбе.
Глава 10
К двери кабинета подошел Рамон, встревоженный сердитым голосом хозяина, и Тори отправилась принимать первых гостей, которые ждали в sala grande[27]. Она обрадовалась бы любому предлогу для бегства и была благодарна Рамону, который понял причину ссоры. Слава Богу, она не заплакала при отце… который обошелся с ней возмутительно, несправедливо; покатившиеся по щекам слезы оставляли следы на рисовой пудре, которой Тори старательно покрыла лицо.
Рассерженная девушка остановилась перед освещенным канделябрами зеркалом и уставилась на свое отражение. Стараясь не испортить еще сильнее тонкий слой пудры, она стерла следы слез краем кружевного платка. Свет свечей, преломленный хрустальными призмами, падал на лицо девушки маленькими радугами.
«О, я так бледна, – встревожено подумала Тори, – мои глаза при таком освещении кажутся почти черными». Ей казалось, что ее терзает кошмар. Она не знала, как остановить его…