Главный въезд украшали внушительные кованые, чугунные ворота с надписью «Loping H» [1] на каждом столбе. Свежепокрашенные, белые загородки окаймляли почти полмили заасфальтированного подъезда, ведущего к усадьбе Люка, коровникам и конюшням.
Сьюзен любила животных, особенно лошадей. За прожитые здесь годы она провела немало времени в конюшнях Люка, ухаживая за чистокровными кобылицами. Эта работа была ее спасением.
Она обогнула двухэтажный дом и пошла к сараям. К ее величайшему облегчению Люка нигде не было видно. Сьюзен представить себе не могла, как ей удастся выдержать еще одно столкновение с ним.
Только одно она знала точно — ей надо еще раз побыть с лошадьми. Общение с ними всегда приносило ей успокоение.
Джек и Джилл, два сторожевых колли, подняли жуткий шум, заметив приближение незнакомого автомобиля. Но угрожающий лай перешел в радостный визг, когда они признали Сьюзен. Она вылезла из машины, погладила собак по шелковистой шерсти, сказала какие они замечательные, и лишь после этого направилась к самому большому сараю.
Конюшня была чисто выметена, как, впрочем, и всегда. Все постройки у Люка содержались в образцовом порядке, Сьюзен всегда восхищалась им за это. Так ужасно видеть благородных животных и скот в антисанитарных условиях…
Лошади почувствовали ее приближение и подняли головы. Радостное ржание приветствовало Сьюзен из всех восьми отделений. Она начала от ближайшего к двери стойла и обошла всех подряд, угощая своих любимиц яблоками. Погладив каждую, Сьюзен попрощалась с ними тем, чуть хрипловатым, голосом, который они так хорошо знали.
— Обещаю не забывать вас, милые леди. А вы должны пообещать мне, что будете беречь себя, — тихо говорила она.
Когда родители Сьюзен погибли в автокатастрофе, Люк впервые привел ее на свою конюшню. Главное — занять Сьюзен делом, решил он и сказал, что она может проводить здесь столько времени, сколько захочет. Лошади помогли Сьюзен справиться с, обрушившимся на нее, горем.
Когда она вышла замуж за Шейна и переехала в поместье Хэнчартов, то продолжала ухаживать за табуном и тренировать кобылиц. С тех пор все ее свободное время было посвящено им. Для Сьюзен они стали лучшими друзьями, и мысль о том, что она прощается с ними навсегда, причиняла невыносимую боль.
Глубокий баритон, окрашенный знакомым, с трудом сдерживаемым гневом, ответил ей:
— Я же сказал, что ты можешь сохранить и работу, и дом. И я буду платить тебе за заботу о лошадях.
Сьюзен резко повернулась и увидела рядом Люка.
— Ты напугал меня!
Много времени прошло с тех пор, как они последний раз были одни и так близко. На таком расстоянии он казался намного выше ее, излучал силу и мужественность. Хоть Сьюзен и считала себя совершенно безразличной к мужчинам, но в присутствии Люка пульс ее всегда учащался.
Он не счел нужным извиняться за то, что испугал ее. Люк всегда был совершенно уверен во всех своих действиях и поступках.
Сьюзен внезапно почувствовала себя неловко, вспомнив, что на ней старые, потертые джинсы и вылинявшая футболка, под глазами — темные круги, а волосы забраны в небрежный конский хвост. Не то чтобы сегодняшний ее вид сильно отличался от обычного, но его пристальный взгляд действительно был другим. Он заставил ее вдруг резко осознать свои недостатки.
С того дня, как она вышла замуж за Шейна, Люк держался от нее в стороне. Но сегодня какая-то неуловимая перемена в его взгляде заставила ее чувствовать себя неспокойно в его присутствии.
Сьюзен мысленно отругала себя за такую глупую реакцию и ответила ему не менее смелым взглядом.
— Я искренне ценю твое предложение, но все же вынуждена отказаться.
Он уже предлагал ей оплачиваемую работу с лошадьми, когда она впервые упомянула о переезде в Хьюстон. Тогда она отказалась по двум причинам: она не любила Шейна и не считала возможным принимать одолжения от его семьи только потому, что на законных основаниях носила фамилию Хэнчарт.
А теперь, когда условия завещания Шейна поставили ее в трудное положение, предложение Люка было еще более соблазнительным. Они оба знали, что она пытается примириться с мыслью о жизни и работе в городе, и все же нежелание оказаться в долгу перед ним мешало Сьюзен согласиться на его условия.
Пока он молчал, глубоко погрузившись в свои мысли, Сьюзен повернулась и погладила по шее гнедую трехлетку Мариадо.
— Я пришла попрощаться, — сказала она, зная, что Люк не будет насмехаться над ее чувствами.
Люк был настоящим лошадником. Он понимал ее.
— Собираешься попрощаться еще с кем-нибудь? — спросил он. И прежде чем она успела ответить, задал следующий вопрос: — Как ты сумеешь прожить в городе?
Сьюзен вынесла немало ударов и насмешек за последние четыре года, но все же в ней сохранилось достаточно гордости, чтобы высоко поднять голову и спокойно ответить:
— Работа в Хьюстоне хорошо оплачивается. Я буду снимать комнату у подруги. Все будет прекрасно.
Глаза Люка словно видели Сьюзен насквозь.
— Вернешься к учебе?
Она вздрогнула от этого вопроса, как от удара хлыстом. Казалось, целая жизнь прошла с тех пор, как она отправилась в колледж с мечтой стать ветеринаром. Она провела в колледже два беззаботных года, прежде чем потеря родителей положила конец этой жизни.
Она бросила учебу, начала работать и пыталась помочь Бутчу, своему единственному брату, окончить школу. А потом он тоже умер…
Колледж был еще одним болезненным местом в ее с Люком отношениях. Джон, патриарх семейства, хотел оплатить ее обучение, но она не чувствовала себя вправе принять такое великодушное предложение.
— Нет, колледж не входит в мои планы, — ответила она.
— Дед хочет организовать трастовый фонд для твоего обучения. Я заплачу долги Шейна, и ты сможешь продолжать свою обычную жизнь. А если это ущемляет твою гордость, то можешь подписать контракт с обязательством отработать средства, потраченные на твое образование.
— Спасибо, не надо, — вежливо, но твердо ответила Сьюзен. — Джон уже заплатил за похороны. Этого более чем достаточно.
— Страховка должна была бы обеспечить твое будущее. Дед всем нам купил полисы на большие суммы.
К сожалению, Шейн давно занял деньги под свой полис, чтобы иметь возможность играть. Но, в любом случае, это не имело значения. Она не собиралась брать ни цента из его денег, кроме оплаты долгов.
— Я в состоянии сама о себе позаботиться, — сказала она Люку. — Шейн не беспокоился о моем благополучии.
— Но должен был.
Это был еще один пункт, по которому Люк и его двоюродный брат расходились во взглядах. Люк считал, что каждый мужчина обязан полностью отвечать за здоровье и благополучие всех членов своей семьи и нанимаемых работников.
Сьюзен восхищалась им за это, но не собиралась позволять ему взвалить на себя то, что он полагал прямой обязанностью Шейна.
— Это просто глупо: уезжать, если не собираешься возвращаться в колледж. Работай здесь, я позабочусь о долгах, а ты можешь жить в доме Шейна до конца своих дней, если захочешь.
— Я не вынесу там больше ни минуты, — ответила она, вздрогнув от одной этой мысли.
Люк сжал губы.
— Дьявольщина.
«Дьявольщина» было вполне уместным определением того, в каком состоянии находилась Сьюзен. Она знала, что Люк неверно истолковывает ее нежелание. Ей хотелось разубедить его, но приходилось держать себя в руках.
Шейн настаивал на том, чтобы на людях они вели себя как любящая пара, и все считали, что они без ума друг от друга. Она никогда не отрицала этого и если вдруг начнет делать это сейчас, лишь осложнит ситуацию.
— Ты собираешься и в Хьюстоне быть официанткой?
Помимо ухода за лошадьми Сьюзен вечерами еще подрабатывала в маленьком местном ресторанчике. Она знала, что Хэнчарты считали это преднамеренной попыткой унизить всю семью, но это было совсем не так.
— Не вижу ничего недостойного в такой работе, — пробурчала она. — Очень жаль, если она не согласуется с представлениями о приличиях твоего семейства, но, к сожалению, в Монро не из чего особенно выбирать.
1
Свадебный обычай в США — в день свадьбы на невесте должно быть что-то синее, что-то новое и что-то взятое в долг. — Примеч. пер.