«А вот наблюдателей мне здесь точно не нужно, — думал парень. — Ладно, подождём».
Однако четвероногий тюремщик никуда деваться не собирался. Так и курсировал туда-сюда, с неослабевающим интересом обнюхивая стены и двери. И похоже, планировал продолжать до тех пор, пока его не сменят.
— Ладно, — прошептал Птицын. — У волкодлаков слух очень хороший, как мы недавно выяснили. Посмотрим, как с этим делом у крысодлаков. — И в полный голос запел:
— По пыльной дороге телеееега несёооотся…
Крыса, спешащая по коридору, споткнулась и удивлённо замерла.
Глава 21
Валерка занимается воровством
Тридцать восемь песен. Именно столько выдержали крысы. Конечно, Птицын столько песен не знал — его репертуар ограничивался всего восемью полностью, и ещё штук двадцать — частями. Сначала пение пытались игнорировать, потом — просили заткнуться. Вежливо, грубо, с оскорблениями — ничего не помогло. Птицын ждал, что крысодлаки перейдут к физическим методам и даже готовился к драке, но обошлось — видно, без команды местные служащие бить заключённых права не имеют. А может, просто побоялись — Валерка, даже закованный, рассчитывал справиться с двумя-тремя, очень уж они мелкие.
Поняв, что угрозами ничего не добиться, знакомый конвоир попытался узнать, чего хочет арестованный, но Птицын упорно стоял на своём: ему нравится петь, и он будет петь пока не надоест. Очень удачно вспомнилась подходящая песня, и Валерка затянул сразу припев:
— Песню дружбы запевает молодёжь, молодёжь,
Эту песню не задушишь не убьёшь, не убьёшь, не убьёшь…
Крысодлак со стоном схватился за уши, и убежал. Валерка продолжал петь ещё минут двадцать, для надёжности. И когда замолчал, тоже действовать стал не сразу. Однако его вокальные эксперименты, очевидно, действительно заставили выйти всех надсмотрщиков за пределы зоны действия аккустического оружия, так что узнать о том, что заключённый прекратил петь, крысодлаки пока не успели.
— Ну что, пришло время испытать подарочек, — пробормотал Птицын. Было немного волнительно, потому что раньше Валерка им не пользовался. Собственно, вообще про него забыл после того, как получил. Ищущий тогда торжественно сообщил, что они поняли главную черту проводника — он не терпит ограничений. Поэтому дивьи хотят подарить проводнику свободу.
— Мы хотим подарить вам возможность самому решать, где находиться, уважаемый проводник, — объяснял дивий. — И если когда-нибудь ваши враги попытаются вас пленить, вы сможете уйти из плена, даже если вас поместят в такое место, из которого вы не сможете сбежать, воспользовавшись личным умением переходить из мира в мир.
Ключ от всех замков представлял собой две крохотные татуировки на подушечках больших пальцев рук. Если не приглядываться, похоже на симметричные родинки. А приглядеться и не получалось — внимание соскальзывало будто само собой, даже у вроде бы имунного к таким воздействиям Валерки. Парень почти не вспоминал об этих волшебных рисунках, хотя изначально руки чесались попробовать. Однако когда понадобился, парень об этом ключе вспомнил мгновенно, и больше не забывал.
— Что там надо, чтобы его активировать? Нужен пароль.
В качестве ключевой фразы Птицын использовал прочитанное когда-то в приключенческой книге про пиратов двустишие:
— Железные решётки мне не клетка, и каменные стены — не тюрьма!
На пальцах появилось странное ощущение — то ли лёгкая вибрация, то ли холод. Птицын прикоснулся подушечками пальцев к наручникам и те послушно щёлкнули, открываясь. Причём щелчок был едва слышный, Валерка его скорее почувствовал кончиками пальцев, чем услышал. Гораздо тише, чем когда браслеты защёлкивали! Парень повторил ту же процедуру с кандалами на ногах, и освободился полностью.
В последний момент, перед тем, как заняться дверью, вспомнил совсем недавно виденную картинку, как большая крыса идёт по коридору и чутко нюхает воздух. «Блин. У них обоняние прекрасное, а я собираюсь там разгуливать». Пришлось возвращаться и мыться под струйкой ледяной воды, бьющей из стены. Было жутко холодно и неудобно, но Птицын не халтурил, отмывался до красноты. И этого парню показалось мало, так что он, с тяжким вздохом принялся натираться соломой из лежанки. Обоняние у Валерки никогда не было острым, но тут, кажется, даже полностью лишённому этого чувства существу стало бы плохо. «Да уж, судя по всему, меняют её не слишком часто», — думал Валерка. — «Ладно, ничего. Мы потерпим. Зато моего запаха за этим амбре ни одна ищейка не почувствует, будь она хоть крысой, хоть собакой. Остаётся только надеяться, что их не заинтересует, отчего в коридорах так несёт прелой, давно не меняной подстилкой для заключённых».