Ричардс отпил кофе и присел к терминалу.
– Не возражаешь, если я попробую?
– Валяй.
Ричардс начал нажимать клавиши. Он вызвал программу «Святой Георгий». Потом – программу «Марта». Потом набрал код взаимодействия.
Программы составили не Ричардс и Герхард – это были модификации нескольких программ, разработанных в различных университетах. Но основная идея осталась неизменной – создать программу, которая могла бы заставить компьютер эмоционально реагировать – подобно людям. И вполне логичным представлялось обозначить эти программы человеческими именами – «Джордж» и «Марта». Для этого были уже прецеденты: «Элиза» в Бостоне и «Олдос» в Англии.
«Джордж» и «Марта», в сущности, были двумя одинаковыми программами с незначительными вариациями. В первоначальном варианте у «Джорджа» были запрограммированы нейтральные реакции на внешние стимулы. Потом создали «Марту». «Марта» была немного стервозна. «Марте» многое не нравилось. Наконец был составлен новый «Джордж», очень милый добродушный «Джордж». Его-то и назвали «Святой Георгий».
Каждая программа могла реагировать тремя эмоциональными состояниями – любовь, страх и гнев. Каждая могла продуцировать три вида действий – сближение, отход и нападение. Все это, конечно, было чистой абстракцией. Эмоции и действия стимулировались разными группами чисел. Например, первоначальный «Джордж» был нейтрален к большинству чисел, но ему не нравилось число 751. Он был запрограммирован не любить именно это число. Кроме того, он не любил подобные числа – 743, 772 и так далее. Он предпочитал числа вроде 404, 133 и 918. При введении в программу одного из этих чисел «Джордж» отвечал числами, обозначающими любовь и сближение. При вводе 707 «Джордж» давал задний ход. В ответ на 750 «Джордж» свирепо нападал – судя по числам, которые появлялись на дисплее.
Сотрудники Центра уже давно играли с этими программами. Через какое-то время программу модифицировали так, что с компьютером можно было «разговаривать». Числа переводились во фразы. Это было забавно и очень интересно. Настоящее взаимодействие называлось «Рождественская игра», потому что этот «диалог» по сути сводился к обмену подарками – предметами, за которыми, как ранее за числами, закреплялось определенное эмоциональное значение.
Обычный «Джордж», взаимодействуя с «Мартой», в конечном счете одерживал над ней победу, и ее стервозность подавлялась.
Но вот «Святой Георгий» оказывал на нее куда более пагубное влияние. Его добродушная покладистость сводила ее с ума. Это когда все шло нормально. Ричардс следил за выскакивающими на дисплее словами.
ПРИВЕТ Я СВЯТОЙ ГЕОРГИЙ.
ПРИВЕТ.
КАК ТЕБЯ ЗОВУТ?
МАРТА.
ТЫ НЕРАЗГОВОРЧИВА МАРТА.
НЕТ.
НО ТЫ МНЕ НРАВИШЬСЯ.
А ТЫ МНЕ НЕТ.
ЗНАЮ Я МОГУ ПОМОЧЬ?
– Точки не всегда пропечатываются, – заметил Ричардс. – И давно это началось?
– Это еще ничего! Ты дальше смотри.
ПОМОЧЬ?
ДА, Я ХОЧУ ТЕБЕ ПОМОЧЬ.
ПОШЕЛ К КОШКЕ.
Ричардс вздрогнул. «Кошки» в программе символизировали то, что не нравилось и «Святому Георгию», и «Марте» в одинаковой степени.
СПАСИБО.
ПОШЕЛ К КОШКЕ.
СПАСИБО ТЫ ОЧЕНЬ ДОБРА.
ПОШЕЛ К КОШКЕ.
НЕТ СПАСИБО.
НЕ ЛЮБИШЬ КОШЕК?
ЛЮБЛЮ НО У МЕНЯ УЖЕ МНОГО КОШЕК.
ТОГДА ИДИ К ГОРИЛЛЕ.
– Гадость какая! – сказал Ричардс. – А другие взаимодействия как?
– Примерно в таком же духе.
– И так же мерзко?
– Примерно.
Они уже свыклись с мыслью, что, когда компьютеры взаимодействуют, результаты этого взаимодействия всегда непредсказуемы. Можно было догадаться в общих чертах, что произойдет, но конкретные ситуации всегда были неясны. Это все равно что компьютер, играющий в шашки: можно предположить, что он выиграет, но всякий раз он выигрывал по-другому, в зависимости от ходов противника.
МНЕ НЕ НУЖНА ГОРИЛЛА.
НЕ ЛЮБИШЬ ГОРИЛЛ?
НЕТ СПАСИБО.
ТЫ ОЧЕНЬ ВЕЖЛИВЫЙ.
ИЗВИНИ ЕСЛИ Я ТЕБЯ ЧЕМ-ТО ОБИДЕЛ.
МНОГО БОЛТАЕШЬ.
ИЗВИНИ.
КУПИ СЕБЕ БАКЛАЖАН.
Ричардс с интересом следил за диалогом. В «Святом Георгии» баклажаны не были запрограммированы, но он не любил огурцы и бананы.
НЕТ СПАСИБО.
НЕ ЛЮБИШЬ БАКЛАЖАНЫ?
НЕ ОЧЕНЬ.
НУ ТАК ВОТ ТЕБЕ ЕЩЕ ОДИН.
НЕ НАДО СПАСИБО.
А Я ХОЧУ ЧТОБЫ ТЫ ЕГО ВЗЯЛ.
НЕТ СПАСИБО.
НУ-КА БЕРИ.
НЕТ СПАСИБО.
Я НАСТАИВАЮ.
НЕТ СПАСИБО.
– Что со «Святым Георгием»? – спросил Ричардс. – У него однотипные ответы.
– Это-то меня и беспокоит.
– И где же он «завис»?
– Я как раз это пытался найти, когда ты вошел.
Я НАСТАИВАЮ, ЧТОБЫ ТЫ ВЗЯЛ ОГУРЕЦ.
Я ОТКАЗЫВАЮСЬ.
– «Джордж»! – воскликнул Ричардс почти бессознательно.
ТОГДА БАНАН.
НЕТ.
– «Джордж» сдается! – сказал Ричардс – Он больше не святой!
НУ ТОГДА СЪЕШЬ И ОГУРЕЦ И БАНАН.
НЕТ СПАСИБО.
Я НАСТАИВАЮ.
ПОШЛА К ЧЕРТУ Я УБЬЮ ТЕБЯ…
…
…
По дисплею поползли ряды белых точек.
– Что это значит? Непечатная реакция? – спросил Ричардс.
– Не знаю. В первый раз такое вижу.
– Сколько раз проигрывалась эта программа?
– Сто десять раз против «Марты».
– Что-нибудь стирали?
– Нет.
– Черт меня побери, – сказал Ричардс. – Что-то у этого святого быстро лопается терпение. Надо будет…
Герхард кивнул и пошел к принтеру. Теоретически рассуждая, в том, что произошло, не было ничего удивительного. И «Джордж» и «Марта» были запрограммированы на обучение в процессе практики. Как и шахматные программы – там машины с каждым разом играли все лучше и лучше, – эта программа была составлена таким образом, что машина могла «выучивать» новые реакции. После ста десяти диалогов с «Мартой» «Джордж» вдруг перестал быть «святым». Он научился не быть святым в общении с Мартой – несмотря на то, что был запрограммирован на святость.
– Как я его понимаю, – сказал Ричардс и выключил компьютер. А потом они вместе с Герхардом стали искать ошибку в программе – если таковая была, – из-за которой и произошли столь странные вещи.
11 МАРТА 1971 ГОДА. ЧЕТВЕРГ: ИНТЕРФЕЙСИНГ
1
Джанет Росс сидела в пустом кабинете. Она взглянула на настенные часы: 9 утра – и перевела взгляд на письменный стол. На столе ничего не было за исключением вазы с цветами и ее записной книжки. Она покосилась на стул перед столом и громко произнесла:
– Как у нас идут дела?
Раздался щелчок, и из вмонтированного в потолок динамика донесся голос Герхарда:
– Нам надо еще несколько минут, чтобы отрегулировать уровень звука. Освещение нормальное. Хочешь, поболтаем?
Росс кивнула и бросила взгляд через плечо на стекло с зеркальным покрытием. Она увидела в нем свое отражение, но ей было известно, что за стеклом-перегородкой сидит Герхард перед мониторами и смотрит на нее.
– У тебя усталый голос, – сказала она.
– У нас проблемы со «Святым Георгием». Сегодня всю ночь с ним провозились.
– Я тоже устала. У меня проблемы кое с кем, кто далеко не святой.
Росс рассмеялась. Она говорила первое, что приходило в голову, пока Герхард налаживал звук, и не придавала большого значения своим словам. Но что правда, то правда: Артур далеко не святой. И не такое великое сокровище, каким он ей показался несколько недель назад, когда они познакомились. Она, по правде сказать, была немного без ума от него. («Без ума? Гм. Вы это так называете?» – представила она себе реакцию доктора Рамоса.) Артур был красив и богат. Желтый «Феррари». Море энергии и море обаяния. В его компании она чувствовала себя вполне раскованно и вполне женщиной. Он был способен на головокружительные, сумасбродные поступки – ну например, однажды он слетал с ней в Мехико поужинать: он знал там один ресторанчик, где пекли лучшие в мире маисовые лепешки. Она понимала, что это все ужасно глупо, но ей нравилось. И в каком-то смысле ей было с ним легко: не надо было говорить о лекарствах, больнице, психиатрии. Артура это совершенно не интересовало. Его интересовала она – как женщина. («Но не как сексуальный объект?» Черт бы вас побрал, доктор Рамос!) А потом, узнав его лучше, она вдруг поняла, что ей хочется поговорить с ним о своей работе. И обнаружила, к своему немалому удивлению, что Артур и слышать об этом не хочет. Артура ее работа пугала: у него явно были комплексы, связанные с профессиональными достижениями. Формально он был биржевым брокером – несложное ремесло для сына богача – и веско рассуждал о деньгах, инвестициях, норме прибыли, эмиссии акций. Но в его манере держаться было нечто агрессивное, точно подсознательно он все время пытался самоутвердиться в чужих глазах.