Мэгги не поняла, что ответил брат, но обратила внимание на изменившееся выражение его лица. Джастин хотел было выйти из комнаты, но вдруг остановился и застыл, держась рукой за стену. Он сам стал похож на глубокого старика.
Мэгги бросилась к брату и, схватив его за плечи, повернула лицом к себе:
– Джастин, что с тобой? Перестань! Ведь никакой трагедии не произошло. И вообще, не так уж все плохо. Да, я любила Натана. И больше никогда и никого не полюблю. Сейчас же для меня начнется новая и, будем думать, неплохая жизнь. Понимаешь? Чарлз может дать многое из того, что мне крайне необходимо. Он очень приличный человек и обаятельный старикан. Я премного довольна тем, что должно произойти. И будет еще лучше, если ты перестанешь вести себя так, словно заключил сделку о моей продаже с самим дьяволом. – Мэгги бросила взгляд на Миро, и ей показалось, что он желает что-то сказать. – Подожди, Миро! – улыбнулась она ему и брату. – Дайте мне договорить. Скажите, вы оба поняли, что у вас теперь не будет необходимости вечно жалеть меня? Не будет поисков виноватого. Не будет тяжелых и обидных разговоров. Все решено, и я счастлива!
Джастин гордо выпрямился и направился к двери, но не дойдя до нее, тихо ругнулся:
– Дерьмо собачье!
Услышав это, Мэгги посмотрела на Миро:
– Ну а ты почему молчишь? Скажи что-нибудь!
Жак несколько раз открывал и закрывал рот, после чего невнятно пробормотал:
– Я хотел сказать тебе… Хотел сказать, что… поздравляю! Мэгги круто развернулась и бросилась вниз по лестнице…
Через три дня Джимми высадился в Кане – маленьком порту на севере Франции. Быстро оседлав взятую напрокат лошадь, он поскакал в глубь страны и через два часа добрался до школы, где училась Арианна.
Как и любая девушка ее положения, Арианна обучалась всем видам искусств. Это должно было упрочить ее репутацию в высшем свете. Кроме того, ее научили красивой походке, умению заваривать чай, говорить без акцента по-французски, петь и играть на фортепиано.
Поскольку Арианна отличалась живостью ума, то, помимо всех предметов, преподававшихся в школе, самостоятельно изучила латынь, геометрию и историю. Она оказалась действительно очень способной и любознательной девицей, обладавшей, кроме всего прочего, и своенравным характером. Последнее ей досталось от отца, который обожал дочь и потакал ей во всем.
Джимми перед отъездом послал Арианне письмо, в котором сообщал о своем скором приезде, а также о том, что ей непременно следует присутствовать на торжестве.
Поначалу лорд Чарлз хотел сам отправиться во Францию за дочерью, но Джимми, пожелавший сообщить Арианне ошеломляющую весть, сумел его отговорить. Хотя и было нелегко это сделать.
Ариана встретила его в гостиной элегантного старинного дворца, где проживали все девушки, учившиеся в школе. Ее привела туда сестра Сара.
Арианна обняла Джимми, с удовлетворением отметив, что в нем многое сохранилось от детства. Впрочем, сама Арианна лишь недавно перестала чувствовать себя девочкой.
У нее была грациозная фигура. Из-за нежного, чуть бледноватого лица, абсолютно черных глаз, такого же цвета волос она казалась неземным созданием. Джимми был просто поражен, увидев, в какую необыкновенную красавицу превращалась его кузина. Он подумал, что дяде Чарлзу предстоят новые и очень даже нелегкие заботы в собственном доме.
Но тут же Джимми вспомнил, что остался единственным мужчиной, на помощь которого Арианна могла рассчитывать в случае каких-либо затруднений. Ибо надеяться на дряхлого Чарлза вряд ли было разумно.
Когда сестра Сара вышла, Арианна отступила на шаг от Джимми и с иронией спросила:
– Ты приехал, чтобы сообщить о женитьбе отца?
– Да, – вздохнул Джимми, – именно для этого! Удивительно, до чего же быстро распространяются по миру слухи! Не прошло и нескольких дней, как обо всем уже было известно на другом берегу Ла-Манша!
– И отец не захотел приехать сам?
– Он хотел, но я его отговорил.
У Арианны широко раскрылись глаза.
– Почему?
– Боялся за его здоровье.
– Но ты же понимаешь, что та женщина – смертельный яд для него… и отец сразу умрет.
– Какие страшные слова ты говоришь, Арианна! Джимми понял, что Арианна сказала это только для того, чтобы скрыть свою обиду на отца.