Люди благоразумно хранили молчание; кроме стука копыт и фырканья лошадей, не раздавалось ни звука.
Отряд пересек гряду холмов, которые становились все выше и далеко впереди переходили в пики, покрытые снегом.
Нат рассеянно отмахнулся от надоедливой мухи, взглянул на воронов, летающих над головой, затем сосредоточился на дороге. Лошадь, как всегда, шла бойко, и ему приходилось даже натягивать поводья, чтобы не обгонять Шекспира.
Вскоре отряд выбрался на редколесье, повсюду виднелись большие валуны.
Заметив движение на склоне горы, Нат присмотрелся и ниже линии снега увидел дюжину силуэтов, с удивительной легкостью двигавшихся по крутой скале. Он узнал горных баранов, или снежных, как их называли некоторые трапперы. Животные паслись на скалах высотой в несколько тысяч футов и при этом чувствовали себя весьма уверенно — перепрыгивали через довольно широкие пропасти и ловко приземлялись на уступы не больше нескольких десятков дюймов[15] шириной.
Скоро поисковая группа подошла к ручью, и Шекспир объявил короткий привал, чтобы напоить лошадей и умыться. Стоя на берегу с поводьями в руке, Нат смотрел на стайки рыбок в ручье, на прибрежную зелень.
— Как хорошо! Никогда не устану любоваться этой первозданной красотой! — с пафосом воскликнул он.
— И ты тоже? — удивился Бэннон. — Знаешь, я ведь собирался остаться здесь всего на год. Но жизнь в гармонии с природой вызывает в душе нечто такое, что проникает человеку в кровь, и теперь я уже не смогу вернуться в Штаты, в тамошнюю суету.
— Так же и я, — согласился Нат. И это открытие испугало его.
В глубине души он всегда верил, что когда-нибудь вернется в Нью-Йорк. Неужели он и вправду готов остаться в этой глуши, готов прожить здесь всю свою жизнь, как индеец?
— Большинство из нас чувствует нечто в этом роде, пробыв здесь какое-то время, — заметил Шекспир. — Если хочешь знать, я верю, что для такой жизни и создал нас Господь. Он поселил Адама и Еву в саду, ведь так? И на то, должно быть, имелась веская причина. Я думаю, по пути своего развития человечество разучилось понимать, что для него действительно важно. Люди, живущие в городах, предпочли удобства истинной свободе, а безопасность — независимости.
— И ты считаешь это неправильным? — спросил Нат.
— Не мне судить. Я думаю, каждый человек должен решить сам, как он хочет жить. И в конце пути все ответят за свое решение перед Творцом.
Бэннон засмеялся.
— Гейб говорил, что ты философ, но я и не подозревал, какой глубокий.
— А тебе бы пора уже понять, что жизнь в глуши заставляет человека задумываться о самых важных вещах в жизни.
— Интересно почему? — спросил кто-то.
— Потому что здесь мы каждый день встречаемся лицом к лицу со смертью. Здесь на нас каждый день в упор смотрит Вечность, если можно так выразиться. Когда человек знает, что он в любой момент может перейти в мир иной, он, естественно, хочет докопаться до сути вещей, — пояснил Шекспир. — К тому же длинными зимними днями и ночами надо чем-то заняться.
— А зачем, как ты думаешь, я купил себе индианку? — засмеялся костлявый траппер. — Я-то уже решил, как проведу ближайшую зиму.
Слова эти были встречены общим смехом.
— Ладно. По коням! — скомандовал траппер, и все поспешили выполнить приказ.
Нат тоже сел в седло и спустя несколько мгновений уже следовал за Шекспиром по берегу ручья. Заметив парящего в небе орла, он улыбнулся, чувствуя себя в привычной обстановке, как дома.
Часа два они обшаривали округу в поисках исчезнувшего человека, но безуспешно.
Наконец отряд обогнул подножие горы и достиг маленького озера, за которым зеленел лес.
Шекспир подвел лошадь к воде и уже собирался спешиться, как вдруг подобрался и прищурил глаза.
— Стойте! — Он поднял руку.
— В чем дело? — спросил Бэннон.
— Следы. — Траппер соскользнул с седла. Опустившись на колени, он осторожно прикоснулся к мягкой земле:
— Здесь были лошади. Насколько могу судить, индейские.
Нат наклонился и с трудом разглядел слабые отпечатки:
— Как давно они тут были?
— Дней десять назад.
Подъехал Бэннон:
— Тогда не о чем беспокоиться. Индейцы, лошади которых оставили эти следы, наверное, уже за много миль отсюда.
— Надеюсь, так оно и есть, — согласился костлявый траппер по имени Ятис.
Шекспир выпрямился и вдруг стремительно поскакал к тополевой роще, до которой было около двадцати ярдов.
— Скорей! — бросил он на ходу. — В укрытие!
Нат испуганно взглянул в сторону леса и, хотя не увидел никаких причин для такой спешки, без колебаний доверился другу; Бэннон и остальные поступили точно так же.
Через несколько секунд всадники влетели в рощу и натянули поводья.
Шекспир подвел лошадь к опушке и стал вглядываться в полоску леса.
— Что там? — тревожно спросил Бэннон.
— Сойка.
— Сойка? — озадаченно переспросил тот.
— Угу. Она порхает так, словно ей подожгли хвост.
Ятис фыркнул:
— И ты поднял такую кутерьму из-за глупой птицы?
— У природы есть свои законы, дружище, и только глупец не обращает на них внимания. Горные сойки обычно ведут себя спокойно и дружелюбно, любят держаться вблизи людей в надежде ухватить лакомый кусочек. Чтобы вспугнуть такую птичку, надо изрядно повозиться, а эту сойку явно кто-то потревожил.
— Не спорю. Но птицу могли испугать лиса или рысь. Стоит ли прятаться здесь из-за этого?
— Да, стоит, — ответил Шекспир, и его уверенный тон заставил всех пристально вглядеться в лес, темнеющий впереди.
Вдруг Нат почувствовал, как по его спине побежали мурашки, и, крепко сжав «хоукен», пригнулся в седле.
— Да чтоб мне провалиться! — выдохнул Ятис.
Из леса показался большой отряд индейцев — несколько дюжин, все пешие. Большинство индейцев были едва одеты, но у всех имелись дубинки, мушкеты, луки или томагавки. Они шли к озеру.
— Черноногие? — тихо спросил Бэннон.
— Нет, не похоже…
— Правда? — Бэннон явно почувствовал облегчение.
— Это не черноногие, — сказал Шекспир. — Это блады.
— Ничего себе! — воскликнул кто-то из трапперов.
— Если они нас схватят, мы — покойники, — добавил другой.
Нат посмотрел сперва на индейцев, потом на траппера:
— Кто такие блады? Они что, еще хуже черноногих?
— Так и есть — хуже. Черноногие не только постоянно воюют с белыми, но и нападают почти на каждое индейское племя в Скалистых горах. Так вот, они дружат только с двумя другими племенами — пиеганами и бладами. Три эти племени и властвуют на большей части территории от реки Саскачеван до верховьев Миссури.
— И, если пропавший парень нарвался на этот отряд, он никогда уже не вернется, — добавил Ятис.
— Что будем делать? — спросил Бэннон. — Поскакали прочь. Они же пешие, не смогут нас догнать.
Нат посмотрел на равнину, откуда они только что явились. На несколько сотен ярдов там негде было спрятаться от тучи стрел — только горстка валунов, но до них было довольно далеко. И тут, к его ужасу, из-за валунов показался индеец, за ним — еще один и еще. Воин, шагавший первым, внимательно смотрел себе под ноги, как будто шел по следу… И Нат понял, кого выслеживают блады.
— Шекспир, смотри!
Траппер и остальные взглянули туда, куда показывал Кинг, и разразились проклятиями.
— Этого еще не хватало! — досадливо поморщился Шекспир. — Они идут за нами, по горячему следу.
— Нельзя здесь больше оставаться, — спохватился Бэннон. — Они наверняка нас найдут. — Он поудобнее перехватил карабин. — Что скажешь, МакНэйр?
Нат посочувствовал другу. Если бы ему самому задали подобный вопрос, он не знал бы, что ответить. О том, чтобы направиться на запад или юг, и речи быть не могло. В этом случае они оказались бы между двумя группами индейцев и стали бы легкой мишенью для их стрел. Нату казалось, что безопаснее всего двинуться вдоль берега на север, а потом — в горы. Шекспир тут же подтвердил правоту его мыслей.