Комплимент смутил ее, и то, как он смотрел на нее, — тоже. Эти черные глаза были уже знакомы ей. Такие же глаза были у Йена. И прямой, сбивающий с толку жаркий взгляд она уже чувствовала на себе много раз. Он слишком неосторожен, решила она, этот младший кузен лэрда. Поневоле ей пришла в голову мысль: а как отнесется Йен к такому дерзкому и самоуверенному предложению?
Наверное, станет ревновать. Неожиданно она вспомнила, какая яростная страсть овладела им прошлой ночью, когда он отнес ее на руках наверх. Ей даже стало интересно, не подогрел ли вожделение ее любовника откровенный интерес, который проявил к ней Робби. Весь остаток ночи Йен был таким ненасытным и любил ее одновременно и нежно, и неистово.
— Пожалуй, нам пора возвращаться, — едва слышно сказала она.
— Как пожелаете.
Казалось, Робби понял, что смутил ее, и это его воодушевило.
На этот раз, когда он подсадил ее в седло, а сам уселся у нее за спиной и взял повод в руки, практически обняв ее, она почувствовала, как ею овладевает беспокойство от такой близости. Перед отъездом из замка Робби предложил ей взять отдельную лошадь. Но она не умела ездить верхом. У отца в конюшне стояла единственная лошадь, которой он пользовался сам. Чтобы содержать скаковых лошадей для своих дочерей, не хватало денег. Когда по пути в замок они проезжали по деревне, народ на улицах радостно приветствовал их, размахивая руками. Робби добродушно отвечал тем же. Но Лианна видела, с каким жадным любопытством люди рассматривают и ее.
«Я заложница», — напомнила Лианна себе. И конечно, все знали, что девушка здесь не по своей воле. И никто не сомневался, что она делит постель с предводителем их клана. Это смущало ее.
Но все равно так было лучше, чем выйти замуж за отвратительного Фрэнктона.
В одинокой комнате огромная кровать стояла застеленной и пустой.
Задержавшись на пороге, Йен почувствовал, как им овладевает острое беспокойство. За ужином Лианна не проронила почти ни слова, и у него появилось странное ощущение, что произошло что-то такое, в чем виноват он. Йен приказал себе не лезть к ней с расспросами, но все равно отстраненность Лианны взволновала его.
Его волнует настроение женщины! Это же надо! Такого с ним еще никогда не случалось.
Ему даже стало как-то не по себе. Она ведь не более чем пешка в его игре, заложница, игрушка, которой пользуются для того, чтобы унизить ненавистного барона Фрэнктона, напомнил Йен себе.
Но, глядя на пустую постель, он с болью признал, что за такое короткое время Лианна превратилась для него в нечто большее. Да, она согревала его ночи, с искренней страстью отдавалась ему, но помимо этого была мила и невинна, всегда вежлива со слугами и никогда не жаловалась на судьбу. Такой же молодой, как она, Йен восторгался ее смелостью и преданностью своей семье, из-за которой ей пришлось принять постыдное предложение презренного барона.
Короче говоря, она его… поразила.
Решительным шагом Йен пересек зал, стукнул в дверь к ней и тут же ее распахнул. И с облегчением увидел Лианну. Она уже переоделась в пеньюар. Распущенные золотистые волосы шелковистой грудой свободно спадали за спину, завиваясь в длинные локоны. Выражение ее лица было загадочным. Из-под опущенных ресниц она наблюдала за ним из дальнего угла комнаты.
Он заговорил ровным тоном:
— Я думал, что ты ждешь меня в моей спальне. Понимаю, что задержался, разговаривая с Ангусом, но…
— Если мне нет необходимости возвращаться к барону, я не вижу смысла продолжать наши… интимные отношения, — холодно остановила она его, что было на нее совсем не похоже.
На секунду Йен пришел в замешательство. Потом неожиданно понял, что к чему.
— Чертов Робби с его длинным языком! — пробормотал он.
— Если бы вы сами сказали мне об этом, было бы намного лучше.
Лианна невозмутимо смотрела на него, но в голубых глазах повисла тень осуждения.
— Но тогда ты не легла бы со мной в постель, — с абсолютной откровенностью заявил он.
— Значит, вы сознательно обманули меня?
Йен просто пожал плечами. С безразличием, которого не ощущал. Он раздосадовал ее, и ему это было неприятно. Однако он лэрд и — черт возьми! — ни в коем случае не собирался ни перед кем отчитываться в своих поступках. И меньше всего перед заложницей, которая являлась англичанкой, помимо того что женщиной.