— Я бы сказал, что у нее гораздо больше причин относиться с подозрительностью ко мне, — сказал Станден, крепко сжимая конверт в загорелых пальцах. — Ты ошибся как в ней самой, так и в ее местопребывании, и я это докажу.
Но все поиски на Холлз-стрит оказались настолько же бесплодными и вызывающими досаду у него, насколько вызвали удовлетворение у его лакея. Хмурый герцог Станденский вынужден был допустить возможность, что его лакей оказался прав в своих предположениях относительно сущности мисс Дэвис. И хотя он сам не попытался узнать ни имени, ни цели путешествия разыскиваемой леди, было проще, конечно, принять поверхностный взгляд за весьма вероятный — и тем успокоить свою совесть.
Но если она, рассуждал он, ускоряя шаг, словно хотел побыстрее оставить позади воспоминания о ее смеющихся глазах и золотистых кудрях, если она и в самом деле полагала, будто заинтриговала его настолько, что он станет преследовать ее, то она ошибалась. Забыв, вероятно, о том, что он накануне целый день скакал, преследуя ее, по сути, до Лондона, герцог приказал седлать лошадь для своей обычной утренней прогулки. Вдыхая утренний прохладный воздух, он дал себе обет, что навеки забудет это ангелоподобное личико, но не ее по-детски наивное отношение к его чувствам. И память об этом навсегда сделает его крайне осторожным в отношении прекрасного пола.
Когда Грейс созналась, что предпочла бы не присутствовать на балу вечером в этот день из-за распухшей после укуса пчелы щиколотки, Эмити воскликнула:
— Я совершенно не могу понять, как это тебя угораздило быть укушенной в такое труднодоступное место!
Грейс пожала своими худенькими плечами, желая лишь, чтобы сестра оставила ее в покое и дала прийти в себя после нервирующего столкновения с аристократией. Ее одолевало смешанное чувство страха и надежды, что этот напыщенный анонимный лорд станет преследовать ее — что, может быть, именно в эту самую минуту он разыскивает ее по городу. Хотя едва ли, подумала Грейс, скорее он начнет преследовать ее за совершенное преступление, чем будет искать случая официального представления.
— Ты же знаешь, как это всегда со мной бывает, Эмити, — сказала Грейс сестре и смущенно улыбнулась. — Если я настолько беспечна, что влезала в темные владения, то у них есть все права, чтобы защищать себя.
— Но ведь ты составляла букет? — Эмити с недоверием взметнула вверх руки. — Что-то мне не верится. Хотя, — поправилась она, задумчиво отставляя палец от напудренной щеки, — если б это не касалось тебя…
Доверительно поддавшись вперед, она высказала теплый сестринский совет.
— И в самом деле, дорогая, — сказала она, приподнимая подведенную бровь, и подбадривающая улыбка разлилась по ее фарфоровому лицу, — ведь нельзя же надеяться, что ты можешь заинтересовать джентльмена, не владея хотя бы одним из женских искусств.
Грейс улыбнулась ей в ответ и не стала ни оправдывать отсутствие у себя достоинств, ни подтверждать своих намерений и дальше продолжать эксперименты с пером и бумагой. Ни одного джентльмена еще никогда не осуждали за его «неутонченность» или за то, что у него пальцы в чернилах. Чем бы он ни занимался, его дело всегда считается серьезным и важным. Но все, что бы ни делала леди, всерьез не принимается, если только она не посвящает себя «созданию хороших вещей», но тогда ее могут обвинить в «похожести» или «повторяемости».
Прежде, чем эти невеселые мысли расстроили ее, Грейс вспомнила, что она все-таки имела одно преимущество — людям нравилось разговаривать с ней. Они поверяли ей свои проблемы и заботы. А она знала их проблемы и заботы — ведь она часто сопровождала отца, когда он посещал свою паству. Она знала, что солдаты не в состоянии прокормить свои семьи, живя обещаниями пенсий; что сельские жители не могли платить за аренду земли, потому что цены на кукурузу просто смехотворны; что ткачи вынуждены работать за мизерную плату на домашних станках. Она знала, что они подвергаются и большим унижениям, и временами все ее усилия чем-нибудь помочь казались ей менее чем бесполезными.
Но Грейс уже приняла решение, что она тем или иным способом заставит-таки аристократию понять, что их ответственность перед душами, которые Создатель поместил в более хрупкие сосуды и на низшие ступени социальной лестницы, все же должна перевесить привилегии и комфорт, даваемые их статусом.