— Боюсь, она еще не вполне закончена, мэм. Окажите любезность, прочтите начало, а я пока набросаю заключительную часть.
Чувствуя себя, вероятно, весьма польщенной, жена начальника тюрьмы придвинула стул и принялась читать. Закончив чинить перо, Грейс быстро написала счастливый конец истории рыцаря и его леди так, как они со Станденом его придумали тогда, сидя на каменной скамейке в саду.
Когда окончание было готово, матрона была все еще поглощена чтением, но Грейс не стала привлекать к себе внимания, лишь извинилась за плохой почерк, когда матрона протянула руку за последней страницей.
— Больше нет? — спросила женщина, поднимая от последней страницы глаза, в которых читалось одобрение.
— Вы же прочитали окончание, — напомнила ей Грейс. — Вам понравилось?
— Замечательный конец, — отозвалась тюремщица. — Я хотела спросить, нет ли других историй?
Грейс знала, что, ответь она утвердительно, это неминуемо привело бы к обыску у нее дома. Не желая подвергать своих родных и, в особенности, мужа такому позору и надеясь, что обыск еще не проведен, она ответила:
— Нет, ни одной, которая могла бы вам понравиться.
Как она и ожидала, глаза тюремщицы подозрительно сузились, и Грейс добавила, стараясь, чтобы слова прозвучали искренне:
— Я полагаю, что власти все остальное уже конфисковали. Так что, сами видите, скрывать мне нечего.
— Ну, тогда ладно, — отозвалась жена главного тюремщика. — Но все, что вы будете еще здесь писать, вы должны показывать мне.
Грейс была рада, что ее сочинение заинтересовало тюремщицу, потому что это отвлекало ее от мыслей о предстоящем суде. Ни господин Кеньон с помощником, ни Станден не посвящали Грейс в разрабатываемый ими план защиты, а только лишь все время ужасно раздражающим самоуверенным тоном напоминали ей, что она должна положиться на них.
И хотя она напоминала себе о том, что Станден считает себя ее ангелом-хранителем, посланным Богом, чтобы помочь ей, было непонятно, с какой стати Всевышний так тревожится на ее счет. Но, вспомнив, как сильно они с Аланом любят друг друга, она прекратила думать о Божественном Предначертании и лишь с благодарностью просила Господа, чтобы Его воля поскорее реализовалась.
В день суда погода установилась нестерпимо жаркая. У Весминстер-холла собралась огромная толпа и, когда двери были открыты, весь зал в течение минуты заполнился жаждущими зрелища зеваками, бросавшими на Грейс недружелюбные взгляды.
Грейс вцепилась в прутья решетки и метнула испуганный взгляд в сторону публики, потому что услышала, как волной нарастает ее злобное шипение. Присутствующие стали скандировать «Преступница», и поднимали на плечи детей, чтобы тем было лучше видно, словно дело происходило не в суде, а в зоопарке. Пробежав глазами по залу, она встретила направленный на нее успокаивающий взор Алана Стандена.
В этот момент в душном зале были только она и Алан. И хотя она не могла дотронуться до него или расслышать беззвучно произносимые им слова поддержки, она почувствовала, как этот взгляд волшебным образом наполняет ее уверенностью и спокойствием. Она распрямила плечи, приподняла подбородок и одарила мужа широкой улыбкой.
Станден улыбнулся ей в ответ, кивнув головой в знак одобрения ее мужественного поведения перед лицом недоброжелательной толпы. На зрителей тоже, кажется, подействовала ее спокойная уверенность, и зал притих. Вскоре свои места заняли присяжные и лорд главный судья.
Генеральный прокурор одарил Грейс таким взглядом, словно ожидал увидеть торчащие на ее голове рога, затем спросил у присяжных, читал ли кто-нибудь из них оскорбительную книгу, написанную подсудимой. Тем из них, кто подтверждал, что читал книгу или кто высказал сочувствие по поводу изложенных в ней мыслей, обвинитель предложил «покинуть скамью присяжных» и бросил торжествующий взгляд в сторону Грейс.
Пока три джентльмена выбирались со скамьи присяжных, Грейс улыбалась от мысли, что хотя бы эти трое сочувствовали идеалам, которые привели ее на скамью подсудимых.
Господин Кеньон в ответ на вызов своего оппонента дал отвод тем из присяжных, которые, «прочитав великолепный трактат герцогини Станденской, выразили неприятие призывов к милосердию, столь благородно высказанных в упомянутом трактате». На этот раз скамью присяжных покинуло пять человек, всем своим сердитым видом давая понять, что считают свой отвод чуть ли не вызовом справедливости.
Глядя на этих господ, Грейс не могла удержаться от вздоха облегчения, сорвавшегося с ее губ. И всякий раз, когда очередной потенциальный присяжный заседатель покидал свое место, Грейс чувствовала, будто гора упала с плеч, даже если Кеньон отстранял его на основании того, что он профессиональный карикатурист, и поэтому, как иронически объяснял адвокат Кеньон, имеет предвзятое мнение о любых вещах.