– Да неужели? С чего бы это?
– Мы считаем, что она многого не договаривает в своей истории, и полагаем… что часть её детей могла выжить.
– То есть они уже где-то расплодились?
– Точно неизвестно. Дети не могут размножаться, только их мать, которая по сути является маткой, как у пчёл или муравьёв. Он сама нам так сказала. Что-то вроде внутреннего природного механизма ограничения популяции. Но лучше перестраховаться и найти их как можно скорее. Именно на это и идут все деньги, которые вызывают у вас подозрения: на содержание мамаши, и поиска её выводка. Мы здесь занимаемся делом мирового значения, мистер Стивенс.
– Я понимаю, но это не мои подозрения касательно денег, а сенатора Баллока. Он считает, что государственные службы, отвечающие за безопасность, раздувают бюджет.
– Очередной либеральный бред от политика, который хочет заработать себе голоса деревенщин.
– Вы в прошлом году закупили кучу офисных кресел, причем самых дорогих.
– По креслам обращайтесь в сектор закупок, а про мой отдел в целом можете написать, что все деньги расходуются строго по необходимости. Пришельцев упоминать в отчете, естественно, не стоит. Напишите, что деньги идут на нужды, составляющие государственную тайну…
– А она вообще опасна?
– Что?
– Извините, что перебил, но она кого-нибудь убила? Я понял только то, что она сбежала с гибнущей планеты, а вы посадили её в клетку и проводили жестокие опыты над её детьми. И это при том, что неизвестно сколько детей он уже потеряла до этого и лично похоронила.
– Любая инопланетная форма жизни опасна. Особенно та, которая может имитировать облик человека. Они расплодятся и вытеснят нас с нашей же планеты, а мы и не заметим. Будь она самым миролюбивым существом во вселенной, её нельзя выпускать наружу. Помимо размножения, есть ещё проблема микроорганизмов. Кто знает, какие инопланетные микробы она с собой принесла. Возможно, пока мы сейчас с вами тут философствуем, по миру распространяется болезнь, которую не возьмут ни одни антибиотики. Поэтому, мы будем держать эту тварь здесь и изучать, пока она не сдохнет от старости.
Тем временем женщина в камере поменяла своё положение и теперь сидела на койке, уставившись в потолок. Один из мониторов был автоматически настроен показывать её крупный план. Эдвардс заметил на её лице выражение напряженного ожидания. Будто она знала, что сейчас что-то произойдет.
– Мистер Стивенс, вы удовлетворены увиденным? – спросил он, провожая аудитора к двери. – Еще нужны какие-нибудь пояснения?
– Да…в смысле, удовлетворен. Кажется, чтобы уснуть, мне придется осушить пару-тройку банок пива.
– Постарайтесь не зацикливаться на этом.
– Легко сказать.
– Хочу вам напомнить, что вы подписывали документы о неразглашении, так что никому ни слова.
– Само собой. Можно вопрос напоследок?
– Какой?
– В сорок седьмом году в Розуэлле были они?
– Нет, – сухо ответил Эдвардс и приложил карточку к замку.
Тяжёлая стальная дверь снова медленно по рельсам, но на середине пути встала как вкопанная. Внезапно свет на КПП сменился на красный, а дверь быстро поехала обратно под оглушительный вой сирены. Магнитный замок издал громкий механический щелчок.
– Что происходит? – спросил Стивенс, но Билл уже убежал в пультовую.
– Тайрон, докладывай!
– Сэр, сработала тревога “нарушение периметра”. Пост номер один не отвечает.
– Спецотряд?
– Уже вызвал. Должны быть через пять минут.
– Вызывай второй пост, – скомандовал Эдвардс и тут же выхватил трубку у офицера. – Второй пост, докладывайте!
– Вторжение! Вступили в бой с противником! – кричал постовой, пока рядом трещали автоматные очереди.
– Что за противник?
– Я не могу… – постового прервали короткие гудки.
Эдвардc положил трубку. Он догадывался, кто мог напасть на его отдел, и довольный вид узницы, смотрящей прямо в объектив камеры наблюдения, только подтверждал его догадки.
– Это твои детки шалят, Кэрен? – спросил он, включив микрофон.
– Не понимаю, о чём ты, – послышался из динамиков тихий спокойный голос. – Все мои дети мертвы. Ты это сам прекрасно знаешь, не так ли?