Около четырех часов утра пришли разведчики — студенты университета, гимназисты… Они хотели говорить с Фараго. Все они сообщали о том, что на главных магистралях очень большое движение. Непрерывно снуют броневики и танки, можно встретить и отряды полиции. Правительственные части улочки и переулки не заняли. Люди из отряда просили указаний, что делать: принимать бой, нападать или только наблюдать?
В отсутствие Фараго Ласло ничего не решался предпринимать, так как не хотел действовать вопреки планам командира. Он приказал людям продолжать наблюдение и распространить отпечатанные ночью листовки, которые призывали рабочих к забастовке, требовали сформировать коалиционное правительство и немедленно сместить нескольких министров. Прочитав листовки, ребята затеяли горячий спор. Доктор тоже принял участие в споре. Он был против создания коалиционного правительства, считая это шагом назад.
— Нет никакой нужды, — говорил он, — возрождать буржуазные партии, нужно только очистить руководство партии трудящихся от консервативных сил.
Некоторые начали высмеивать его доводы, называя их глупыми. Пусть, мол, будет здоровое соревнование между партиями. Как показали последние годы, одна партия не в состоянии руководить страной. Кроме того, уверяли они, коммунисты потеряли авторитет. Нужно-де призвать на руководящие посты специалистов.
— Ребята, следует соблюдать осторожность, — сказал Доктор. — Иначе мы можем так свернуть вправо, что потом и не вывернемся. Не забывайте: в таком массовом движении на поверхность может всплыть всякая падаль.
— Оружие в наших руках — о повороте не может быть и речи! — кричал высокий студент второго курса политехнического института. — Ты, кажется, испугался!
Ласло с трудом удалось водворить порядок.
— Не спорьте, ребята, требования эти справедливы. Не мы их выдумали, но мы согласны с ними. Есть приказ разбросать листовки, и я прошу выполнять его. Кто не хочет подчиняться, пусть сдает оружие и уходит, куда хочет. Сейчас самое главное — это революционная дисциплина.
Бесконечные дискуссии раздражали его, да и свои заботы причиняли немало беспокойства. Нужно решать. В полночь кончается отпуск. Если до этого времени он не возвратится в часть, его будут считать дезертиром.
«Нарушить присягу? А если возвратиться… и меня пошлют в бой против народа? Обязан ли я выполнить приказ, с которым не согласен? Что делать, если меня пошлют воевать как раз против этих ребят? Выполню ли я приказ? Если буду прислушиваться к голосу сердца, то нет. Но я ведь солдат. Давал военную присягу. А если я плохо вижу? Говорят, отдельные части армии перешли на сторону восставших. Мне такие части еще не встречались».
Ребята уже ушли, а он все сидел в кабинете со своими мыслями, которые становились все мрачнее. Он старался убедить себя, что поступает правильно. Все взвешивал, рассчитывая на самое худшее. Но стоило привести довод, как тут же он его отводил. «Жаль, что Фараго сейчас нет. Капитан ясно видит цель, он не колеблется. Сильная личность! Почему же сомневаюсь я? Перешел на сторону восставших — и все! Пути назад нет. Только вперед. Правда, я могу воспользоваться амнистией, но убежать, как трус, именно сейчас? Бросить своих борющихся товарищей? Этого я сделать не могу. Доктор тоже колеблется, но во многом он прав. Правда, Доктор коммунист, он видит события под другим углом зрения. А я не коммунист, меня не приняли в партию. Что мне до проблем, стоящих перед партией? Они меня не касаются. Мое место здесь. Я сражаюсь не за себя, а за народ. Что лично я получу в случае победы? Самое большее — награду. А если брошу все сейчас? Пулю. Нет, я должен остаться. Я готов ко всему, потому что дальше так жить нельзя. Мне безразлично, кто будет руководить страной. Пусть даже остаются коммунисты, но только бы можно было жить по-человечески, без страха, знать, что никого не преследуют. Правда, меня никто ни за что не преследовал, но зато других… Например, Фараго. А за что? За то, что в прошлом он был офицером?..»