— Да возьмите, возьмите! Лишнюю заботу с моих плеч снимете. А то тут из-за него столько неприятностей. Еще лучше, если вы его вообще уберете! — подмигнул Варга юноше.
— Можете на меня положиться, господин главврач. До свидания!
Ласло умело вел машину. А знаки Красного Креста на ее бортах обеспечивали беспрепятственное продвижение по городу. Раненый лежал на заднем сиденье. Поддерживавший ею Лайош пристроился у него в ногах. Некоторое время ехали молча, затем Лайош спросил:
— Скажи, разве ты не ненавидишь тех, против кого сражаешься?
— Что это ты выдумываешь? — засмеялся Ласло, не поворачивая головы.
— Не знаю. Так просто, пришло в голову. Вот я бы не смог взять в руки оружие…
— Ты всегда считался человеком с поэтической натурой, — согласился Ласло. — Помню, как ты бывало спорил с Эржи. Без конца разглагольствовал о высоких идеалах, любви, долге…
— Ладно. Ты отвечай на вопрос: ненавидишь ты их или нет?
— Трудный вопрос, — помолчав, сказал Ласло. — По идее полагается врага ненавидеть. Только я не вполне уверен, что те, кто сейчас против нас, — действительно наши враги.
— Не понимаю…
— Сейчас объясню. Я участвовал в нескольких боях. В меня стреляли, и сам я стрелял. Но, если сказать по совести, делал я это с закрытыми глазами. Каждый раз, когда приходилось стрелять, мною овладевала какая-то необъяснимая слабость. Понимаешь, те ребята, что шли на меня с оружием, — такие же рабочие, как я. Сильнее всего я почувствовал это во время нападения на здание министерства внутренних дел. Тогда мне впервые пришлось стрелять. И вот, когда в окнах здания я увидел наших же ребят — матросов речной флотилии и пограничников, — я не смог нажать на спусковой крючок… Словно в брата родного должен был стрелять. Не знаю, поймешь ли ты меня?
— Зачем же ты тогда сражаешься? Брось оружие!
— Теперь, когда мы уже победили, завоевали свободу?! — спросил Ласло.
— Ты это всерьез?
— Что?
— Ну, насчет победы.
— А разве ты сам не видишь? Мы принудили к отступлению сильнейшую армию мира. Мне кажется, такого случая еще не знает история…
— Ласло, — воскликнул изумленный Лайош, — если это не шутка, то ты попросту рехнулся!
— Почему это рехнулся? — обиделся Ласло.
— А потому… Я, правда, не разбираюсь в политике, но зато люблю математику. Любую проблему я решаю, преобразуя ее в уравнения. Вот и сейчас все, что происходит вокруг, — сложное уравнение со многими неизвестными. Но есть в нем и кое-какие известные величины, говорящие о многом. Первая величина: советские войска все еще находятся в Венгрии, и они останутся здесь, пока не утратит силы Варшавский договор. Не знаю, когда он будет денонсирован, но во всяком случае не через неделю, если не через несколько месяцев. Вторая величина: настоящие рабочие все еще сидят дома и выжидают, а наиболее сознательные из них ищут оружие. Короче говоря, рабочий класс не выступил с оружием в руках на стороне восставших. Третья величина: крестьянство продолжает спокойно работать и не вмешивается в эту чехарду. А теперь неизвестные величины: что предпримет партия? как поступит Советский Союз? какую позицию займет рабочий класс в дальнейшем? Из всего этого для меня ясно одно: свергнуть существующий в Венгрии строй вам не дадут. В худшем случае начнется длительная гражданская война… И тогда тяжелые времена ждут нас впереди. Уехать бы отсюда куда-нибудь в Скандинавию, что ли… Надоели мне эти бесконечные войны.
— Ты говоришь, рабочие не с нами? — удивленно переспросил Ласло. — Посмотри направо! Может быть, вон те люди с оружием в руках — переодетые в рабочие комбинезоны графы?
— По-моему, это люмпен-пролетарии, — возразил студент. — Под настоящими рабочими я понимаю таких, как дядя Брукнер.
Ласло ничего не ответил. Ссылка на Брукнера отбила у него охоту продолжать спор. Кроме того, ему нужно было подумать, как держать себя на заводе. Коцо — толковый парень, с ним можно договориться. Он не такой закоренелый сектант, как дядя Йожи.
— Приехали, — сказал он, затормозив у ворот больницы.
— Скажите, пожалуйста, господину секретарю посольства, — заискивающе, с трудом преодолевая робость, просил Шандор Дёри, диспетчер завода синтетических материалов, обращаясь к переводчику, — что таких заданий я выполнять не буду. Не было у нас такого уговора. Он требует невозможного.
Понурив голову, Дёри погрузился в свои мысли. Он тщетно искал выхода из трудного положения, в которое он попал несколько лет назад.
Переводчик повернулся к высокому стройному молодому человеку с коротко подстриженными волосами и монотонным голосом стал переводить слова Дёри.