— Одескальчи, — пришел ему на помощь Кальман.
— Не сразу и прочтешь. А вот еще одно имечко — Шаму… ма… Попробуй выговори!
— Графиня Ирма Шамаро, — прочел Кальман.
— Видишь, на каких «венгров» приходилось нам спину гнуть. Даже имени их никак не выговорить! Или здесь посмотри: девицы купаются, хохочут. Рядом здоровенный парень. Дьявол бы забрал всех этих гульденов да рихтеров! Так регочут, того и гляди животы надорвут!
— А вот журнал лета сорок второго года, — продолжал он, взглянув на первую страницу. — Почему эти вот молодчики не были в сорок втором году вместе со мной в окопах на Дону? Почему мне, Камарашу, и другим рабочим да крестьянам нужно было идти на фронт и страдать? А им нет?! Я тут передовую статью прочел. Какой-то Вильмош Рац написал. Впервые слышу. Правда, знал цыганского скрипача Раца… Да, так вот, значит, прочел я эту передовицу. До чего ж обнаглели, сволочи, просто диву даешься. Так прямо и пишут: цель журнала — развеять заботы утомленного человека, чтобы ничто не напоминало ему о тяготах жизни. Все это он писал летом сорок второго, когда мы сотнями, тысячами гибли в окопах. Разве до этого нам было тогда? Они, видите ли, хотели, чтобы рабочие, их жены и матери не думали о судьбе своих близких, о тех, кто погибал на фронте. Эх, да что там говорить! Меня только зло берет на людей: как это они сами ни в чем не могут разобраться? После войны изменилась у нас жизнь или нет? Достаточно хотя бы одного того, что не стало у нас больше таких «венгров», имена которых даже не знаешь, как выговорить. И журналов таких теперь тоже нет.
— Ты прав, дядя Ференц! Но люди судят не только по результатам. К достижениям мы привыкаем очень быстро. Через некоторое время они уже становятся жизненной необходимостью. Электрификация — какое великое достижение! Но прошел год, и люди забыли, что совсем недавно сидели при тусклом свете керосиновых ламп. И вспоминают об этом только тогда, когда случайно погаснет свет и приходится зажигать свечку. К электричеству успели так привыкнуть, что со свечой сидеть никто не станет. Вот, например, чертежник. Для работы ему нужен яркий равномерный свет. Разве он согласится работать со свечой? Сразу запротестует. Человек очень болезненно реагирует на любые недостатки. Иногда самые незначительные из них могут перечеркнуть в сознании людей достижения многих лет.
— Надеюсь, руководители примут к сведению эти события, — заметил Камараш. — Хороший урок получили! Как ты думаешь, когда кончится эта заваруха?
— Предсказывать в таких случаях трудно. Пока я вижу, что в Будапеште победа за восставшими.
— Да что ты, товарищ Кальман! — возразил Камараш. — Я тебя серьезно спрашиваю. Ну пускай одна, две тысячи вооруженных мятежников рыщут по улицам, но ведь это не все население города. В Будапеште почти два миллиона жителей, а не несколько тысяч. А рабочие? С нашего завода, например, никто не участвует в восстании. Настоящие рабочие не пошли на улицу и не взялись за оружие.
— А если выйдут, на, чью сторону они станут?
— Не знаю, — ответил сварщик. — Если партийные руководители будут действовать энергично — рабочие пойдут с нами. Сейчас все зависит от руководителей. Вот, к примеру, наш завод. Здесь врагу никогда не захватить власти, потому что дела на заводе шли в общем неплохо. Парторга Коцо рабочие любят…
— Если бы все парторги были такими!..
— Да он самый обыкновенный человек, — возразил Камараш.
— За что же тогда его любят?
— Парень сидит на своем месте. Характер у него твердый. Умеет постоять за рабочую правду. В последний раз, когда нормы пересматривали, приехал к нам какой-то молокосос из министерства. Мне показалось, что и о заводе-то он знает понаслышке, впервые в жизни видит его. Надавал всяких указаний, напутал, нормы хотел необоснованно увеличить. В отделе труда и зарплаты попробовали ему объяснить, что так делать нельзя. Куда там! Мальчишка помчался в министерство, напел там что-то своему начальству, и на третий день приходит распоряжение начальника главного управления: на столько-то процентов увеличить норму. Ну, узнали про это рабочие. Не хочу хвалить сварщиков, но мы первыми подняли шум. Коцо нас выслушал и согласился, что мы правы. Созвал рабочих всех цехов и сказал, что повышения норм не допустим. Написал министру. Словом, заварилась каша. Приезжают к нам из Будапештского горкома и, не разобравшись, начинают прорабатывать Коцо. Парторг не поддается. Дело передали в ЦК и в конце концов признали, что прав был Коцо. После этого случая рабочие еще больше полюбили его. Самое важное — чтобы характер у человека был.