— Нет, нет, сидите, — воскликнул Табори и исчез за дверью. Они остались втроем.
— Что происходит с Табори? — удивился Бела.
— Боится, — пояснил Риглер. — У таких, как он, бюрократов, страх — обычное явление. Временами человек прямо не знает, что ему делать, взгляды у него ежеминутно меняются.
— Ну, если они меняются в нужном направлении, то это неплохо, правда? — улыбнулся Бела, иронизируя над самим собой.
— Согласен, — одобрил Риглер. — Но пока не подошли другие, я вот что скажу. О тебе. На заводе узнали, что до сегодняшнего дня ты воевал в составе войск госбезопасности. Не знаю от кого, но слух такой прошел, и народ, конечно, возмущен. Некоторые уверяют, что ты был и у Парламента.
— Там работников госбезопасности не было, — заметил юноша.
— Меня тебе нечего убеждать. Я просто рассказываю, что тут творится и каковы настроения у людей. Видишь ли, все настроены против работников госбезопасности. Инженер Торня распускает слухи, будто войска госбезопасности открыли огонь по безоружной толпе… К сожалению, этим слухам поверили и некоторые честные люди. Я уж не говорю о том, что большинство членов парторганизации во главе с Валесом на стороне Имре Надя. Болтают о каком-то «национальном коммунизме» и еще черт знает о чем. Они в компании с торнявцами, и, судя по всему, мы оказались в меньшинстве.
— Да, дело табак, — констатировал Бела Ваш, но продолжить ему не пришлось, так как снова отворилась дверь. Вошли Мартон Сегеш, Миклош Барабаш, долговязый Кепеш-младший и Оскар Хаваш — второй дисовец. За ними шагал взволнованный Табори. Не успев закрыть за собой дверь, он сообщил:
— Валес отказался прийти. Говорит, что не станет заседать за одним столом с убийцами, и отказывается признавать партийное руководство, состоящее из таких людей…
— Вот и плюнули нам в глаза, — не утерпел Риглер. Укоризненно посмотрев на Табори, он добавил: — Вот они, твои кадры. Ты, помню, за него горло драл, отстаивал…
— Оставь, — взмолился парторг, — только и знаешь, что пилить меня…
Бела ждал, пока все рассядутся. Особых надежд на предстоящий разговор он уже не возлагал, тем более что Сегешу и Барабашу теперь не доверял. Поэтому он решил действовать осторожно, не раскрывая всех карт.
В общих чертах Бела обрисовал политическую обстановку, роль Имре Надя. Он уже собрался рассказать о задании, которое дала ему партия, посылая на завод, но тут его перебил Сегеш:
— Расскажи лучше, что произошло у Парламента. Говорят, ты там был, поэтому должен знать.
— Того, что ты имеешь в виду, не было, — ответил Бела. — Неужели ты действительно думаешь, что работники госбезопасности — убийцы?
— А черт их знает! Они на все способны. Меня, например, они в свое время из армии вышвырнули.
— Тебя? — удивился Риглер.
— Это что-то новое! До сих пор ты уверял, что демобилизовался из-за какой-то любовной истории…
— Боялся прямо сказать, — оправдался Сегеш.
— Товарищи, не будем спорить по пустякам! — остановил их Бела. — Сейчас главное — объединить наши силы. Сумеем мы это или нет? Если нам не удастся объединиться — что ж, разойдемся по домам, будем отлеживаться на печке. По крайней мере грызня прекратится.
— По-моему, исход борьбы уже решен, — заявил Барабаш. — Такие совещания теперь ни к чему. Высшее партийное руководство очистилось от ненужных элементов. Об этом, собственно, ведь и шла речь! И нам осталось или признать новых вождей — Имре Надя, Лошонци и Доната — или нет. Чего мы хотим? Создания новой партии? Это не что иное, как сектантство и фракционизм, заговор против нынешнего политбюро, против правительства…
Белу затошнило от таких речей. Лицо Риглера сделалось пунцово-красным, как раскаленный лист железа. У обоих мелькнула одна и та же мысль: «И это говорит Барабаш! Барабаш, который всего несколько недель назад с пеной у рта поносил Имре Надя! Барабаш, который был куда более ярым сектантом, чем старик Риглер». «Не знаю, что и думать, — мысленно рассуждал Бела. — Или роль сектанта была для некоторых своего рода тактическим приемом, если так говорит тот самый Барабаш, который всего месяц назад демонстративно вывесил в цеху портрет Ракоши? Может быть, и его уважение к Ракоши было всего лишь лицемерной маской? Одно дело, когда слышишь от старого Риглера: «Я и поныне ношу в своем сердце образ Ракоши». Все верят: он говорит то, что чувствует. Имре Надю он, например, не станет поклоняться…»
Теперь Бела окончательно понял, что происходит на заводе. Дальнейшая дискуссия бессмысленна. Для организации вооруженных групп сопротивления нужно искать другие пути.