— Правда? — подхватил Пекари. — Я так настрадался при прошлом режиме. В ссылке нелегко пришлось. Меня, пожалуй, потому и выслали, что прослышали о моей борьбе против коммунистов!
— Вот как! Значит, и вы тоже боролись, господин Пекари?
Старик горделиво выпрямился. Сомнений и страха как не бывало.
— Еще бы, госпожа Брукнер! Конечно, боролся, вел организационную работу. Ведь я же был членом Независимого блока христианских борцов[23]… Мы даже в ссылке поддерживали связь друг с другом!
— И после этого вы боитесь? Теперь вы, господин Пекари, будете большим человеком!
— Да, да, я боролся! А бояться я ничего не боюсь, только бы из зависти на меня кто не донес. Знаете, у каждого есть враги…
Пекари задумался, а тетушка Брукнер зажгла газ и, бросив кусок сала на сковородку, принялась резать хлеб.
— Большой человек, — улыбнувшись, задумчиво повторил старик, устремив взор куда-то вдаль. — Когда-то я был большим человеком…
В кухне приятно запахло жареными гренками.
— Я вам не мешаю, госпожа Брукнер?
— Нет, что вы, что вы, — уверяла хозяйка.
— А теперь я ничего больше не хочу, от жизни, кроме приличной пенсии, возвращения моей прежней квартиры да возмещения за проданные вещи. Потому что, видите ли, если бы у меня не отняли дома, мне бы не пришлось продавать так много вещей… Разве я так жил бы?
— Какую же пенсию вы получаете, господин Пекари? — спросила тетушка Юлиш.
— Очень, очень маленькую. Едва концы с концами сводим. Семьсот форинтов в месяц. А мне полагается по крайней мере три тысячи. Надеюсь, при новом режиме наведут порядок. Ведь в тридцать восьмом у меня было тысяча пятьсот пенге[24]. Если их перевести на нынешние деньги, то и трех тысяч будет мало…
«Режим? — повторила про себя тетушка Юлиш. — Что же это за штука? Может, спросить? Нет, не стоит, а то он никогда и не уйдет отсюда. Ишь как воззрился на жареный хлеб!..»
— Если вас не обидит, разрешите предложить вам, господин Пекари, немножко гренок?
— Спасибо, но мне стыдно обижать вас самих. Я знаю, чего сейчас стоит достать хлеб… Правда, я еще не ел сегодня. Бланка так и не нашла нигде…
— Так берите и кушайте на здоровье! Возьмите вот этот, поджаристый! А этот отнесите вашей супруге, — предложила хозяйка, а про себя подумала: «Ну, теперь уйдет, наверное. Пожалуй, он того и ждал».
— Большое спасибо. Вы очень добры! Жаль, что прежде я не знал вас поближе…
— Только, господин Пекари, хорошо бы этот кусочек отнести вашей жене горячим. Гренки только горячие хороши!
— Да, да. Не найдется ли у вас клочка бумаги? Это верно, что горячие… Спасибо! А как господин Брукнер вернется, скажите мне. Я хотел бы с ним поговорить. Да вознаградит вас господь!..
После ухода Пекари тетушка Юлиш стала собираться в дорогу. До улицы Ваци далеко, но, может, кто-нибудь подвезет на попутной машине. Она налила в термос горячего чаю, а всю провизию уложила в сумку Эржи, с которой дочка когда-то ходила на пляж. Повязав на голову теплый платок, тетушка отправилась в дорогу.
Шандор Дёри чувствовал себя на заводе синтетических материалов, как изголодавшийся пес на цепи. Единственное спасение от голодной смерти — оборвать цепь, перемахнуть через забор и покорно приползти к ногам прогневавшегося хозяина… Кто знает, вдруг простит и накормит?
Но чтобы оборвать цепь, нужны силы. А Дёри чувствовал себя ослабевшим. Он так глубоко погрузился в свои горькие думы, что даже взволнованные слова Коцо обрывками доходили до его сознания. Час назад «хозяин» уже два раза подряд звонил Дёри по телефону. Справлялся о настроении рабочих, об инструкциях, которые, возможно, получил завод. Оба раза голос переводчика звучал особенно требовательно, когда он говорил: «Нужно помешать!» У Дёри до сих пор раздавались в ушах эти четко, по слогам произнесенные слова. Его не удивлял этот угрожающий тон и настойчивые звонки. Он знал, что на земле, кроме мира зримого, существует еще мир невидимый, в котором борьба ведется средствами более беспощадными и кровавыми, чем в обычной жизни. В мире зримом жизнь определяется законами, а в том, другом мире законов не существует. Нет там ни морали, ни жалости, ни справедливости. В незримом мире имеет значение одно: цель. И этой цели подчинено все. Для ее достижения разрешается делать все: лгать, красть, убивать, велеть убивать другим, уничтожать города, опустошать страны, истреблять народы. Солдаты невидимых армий не знают ни любви, ни ненависти. У них один девиз: подчинение власти. А власть у них в руках. И Дёри отлично понимал, что задача его незримого повелителя в сегодняшнем Будапеште состоит в том, чтобы направлять деятельность его, Дёри, и многих таких, как он. Для достижения конечной цели он, Дёри, всего лишь средство. Маленькая шестеренка. Но и она нужна для работы механизма. Сколько таких шестеренок вращается сегодня в этом беспредельном хаосе! Да, Дёри знает, в чем дело, что́ так сильно взволновало, заставило нервничать «хозяина».