И мне хотелось иногда спросить ее: «А что ты думаешь о наших с тобой колючих отношениях? Ну, кроме того, что я — ходячая проблема, а все дети как дети?». Есть мысли, которые человек подпускает к себе только наедине с собой. И они самые важные. Но максимум, на что я был способен, так это спросить, что у нее на работе.
И она рассказала бы мне долгую историю про какие-нибудь судебные тяжбы, которые ничего мне не сказали бы о ней. А задать вопрос напрямую я не мог.
Иначе получился бы откровенный разговор.
— Есть хочешь? — спросила она.
— Нет вроде…
— Предлагаю пойти в твой любимый торговый центр и съесть пиццу с грибами, которую ты так любишь.
— Мам, это же не мой день рождения.
— Ну, я тоже съем немного.
Она хотела провести со мной время. В свой же день рождения, на моих условиях. Такие я ставил в детстве, взимая взятки в виде фастфуда. Я вспомнил, что пытаюсь быть лучше.
— Да, пошли. Только возьмем то, что ты захочешь.
8
У нее были сложные пищевые предпочтения. Очень многое она не могла позволить себе из-за больного желудка, а то, что могла, выбирала с излишней придирчивостью. Поэтому вместо фастфуд-забегаловки мы выбрали дорогой ресторан вдали от фуд-корта, где из еды воротили такие произведения искусства, что потом было жалко есть. Но это меня устроило. В фуд-корте обязательно попались бы одноклассники. Никто не хочет светиться где-то с родителями.
А в таких заведениях они не бывали.
Она заказала какие-то морепродукты, и мы пытались общаться. Выходило не очень складно.
— Зачем ты куришь?
— Я не курю.
— А зачем ты врешь?
— А зачем ты спрашиваешь, если знаешь правду и знаешь, что я совру?
— Так ты можешь сказать мне причину?
— Просто. Многое в этом мире делается без особой цели.
— Я даю тебе карманные деньги не на сигареты, понимаешь?
— Мам, давай сменим тему.
Беседа опять скатывалась в ссору. Я уже поглядывал на часы, а официант все не торопился. Я не мог долго находиться в ее присутствии: все казалось избыточным и во всем возникали перехлесты. Разговор оборачивался ссорой, а невинная реплика превращалась в хамство.
— Ты ничего мне о себе не рассказываешь, — с заметной печалью сказала она.
— Потому что у меня ничего не происходит.
— Что же должно произойти, чтобы ты хоть что-то рассказал? Мне иногда кажется, что ты как чужой в своем доме. Вернее… хочешь быть чужим.
Я глядел на ее усталое лицо: она выглядела моложе своих лет. Ей давали тридцать восемь навскидку. Но в чертах было много тяжести. Такое выражение образуется с возрастом от глубоких переживаний, и его уже невозможно спрятать за дежурной мимикой. Стоит только человеку остаться наедине с собой, как все сползает, как краска, и остается лишь одна грустная гримаса.
Мне хотелось обнять ее и попросить прощения за мое безобразное поведение: скрытность, грубость, курение — и за то, что демонстративно отсекал ее от своей жизни. Но на такой шаг я не мог решиться. Истинная трусость — в таких вещах.
— Спроси у меня все что хочешь.
Не это надо было, конечно, сказать. Я словно оказывал какую-то милость.
— У тебя есть девушка? — мигом спросила она.
Я вытаращился, менее всего ожидая услышать такой вопрос.
— Нет.
— А нравится кто-нибудь? — с пристальным взором осведомилась она.
— Нет!
Она поскучнела. Принесли креветки с овощами и рисом. Все дымилось и вкусно пахло.
Мы чокнулись. Она взяла белое вино, мне налили кока-колы по детскому тарифу.
— За тебя.
— И за тебя.
Обед прошел в молчании. Я чувствовал подавленность. Отчего? От неумения выразить лучшие чувства? Что я за человек такой? Мне даже хотелось плакать. Но я давился этими креветками и думал, что сейчас выйду и пойду на ту заброшенную стройку.
— Что будешь делать потом? — словно прочла она мои мысли.
— Погуляю… А ты?
— Я останусь тут.
— Зачем?
— В кино иду.
— Одна?
— Нет.
— А с кем?
— Ну… со знакомым, — с особым значением произнесла она, и у меня отлегло от сердца.
Значит, появился какой-то ухажер. Это радовало. Личной жизни у нее не было, растила она меня одна, но когда кто-то появлялся, она зачем-то давала мне знать и называла их «знакомыми». Я искренне хотел, чтобы один такой знакомый взял ее замуж и она была бы так счастлива, что забыла бы про непутевого меня.