— Матвей! — рассмеялась, смущённая вконец от его пошляцких шуточек. — Не можешь без этого!
— Без тебя — не могу, — подтвердил он, перехватывая меня покрепче. — Едем?
— Едем. Только домой забегу — переоденусь. Подождёшь немножко?
— Подожду сколько нужно. Хоть всю жизнь.
— Всю жизнь не надо, минуток десять, я быстренько! — уверила я. — Туда-сюда!
— Не торопись, «гонка», — улыбалась Балтика, — я пока объявы обзвоню. Есть пожелания?
— Пожелания?
Передо мной полетели косые потолки мансард, окна в звёзды, черепицы соседских крыш, ажурные кроны деревьев, старые балкончики с кофейными столиками и цветами…
— Нет, — радостно заявила я. И не соврала. Мансарды не задержались. Они пролетели, как ветер, поволновав, но не оставив следа. А Матвей остался, и понимание, что мне с ним везде будет хорошо — тоже осталось. Дело не в мансардах, дворцах, шалашах и хрущёвках, — думала я, убегая домой — приводить себя в порядок. — Дело в человеке, с которым я хочу быть ВЕЗДЕ. У нас везде будет «гнёздышко». Везде будет открытка. Везде будет рай и уют. А если не будет — я сама его сделаю. Не вопрос, как говорит Матвей. Я с ним тоже всё-всё могу.
С ним я сильная.
С ним Я это Я.
Настоящая.
Я залетела домой и сразу в ванную. Полностью избавиться от «недельного заплыва» не удалось, но, с косметикой, видок стал в разы приличней. Тут немного подправила, тут подмазала — и вуаля!
Я снова одевалась «для него» и радостное волнение разливалось по мне волнами. Я дрожала, как перед первым свиданием, кусала губы, напяливая юбку, сапожки, геройский плащ. Я так скучала по этому. По этой Даше. По той, которая умеет держать осанку, уверенно летает на девяти сантиметрах по брусчатке и строго блюдёт дисциплину.
Больше никогда-никогда не сниму каблуки, — смеюсь про себя, цокая по лестнице обратно, — буду даже спать в них! М-м-м… интересно, как на это посмотрит Матвей, наверняка ведь заценит, — не выдерживаю и прыскаю с глупых фантазий вслух.
Пустой подъезд проводил меня наружу удивлённым писком и лёгкие наполнил месяц Март.
Я дышала им и улыбалась.
Оказывается, всё это время, была весна! А я не видела. Не замечала ничего кругом. А мир изменился! И солнце вовсю грело первые почки, и вылезли первые зелёные листики вербы и нежные пучки подснежников под стенами домов, и фиолетовые крокусы пестрели, тут же, на клумбах.
И я спускалась по ступенькам в эту весну, в красоту, к нему! К моему Матвею.
Если ЭТО дно, мам, — волновалась я, подбегая к эмке, — то я осминог. Я вцеплюсь в него всеми конечностями и ни за что больше не отпущу!
Мы смотрели квартиры и абсолютно в каждой я хотела остаться с ним навсегда. Матвей, кажется, был того же мнения. Мы переглядывались, как заговорщики, шутили на своём языке, а хозяева и риэлторы растерянно поддакивали.
— Столешка каменная? — Хлопал по акрилу Матвей. — Это хорошо, — поглядывал на меня бесстыже, — крепкая. Хотя холодновато… Даш, иди-ка сюда, попробуй… не стесняйся… тебе же тут… хозяйничать…
И я краснела, сдерживая смех. А риэлтор пускался в долгие объяснения по поводу практичности, и просил не резать прямо на ней. «Резать не будем» — обещал Матвей и шёл в спальню, отмачивать комментарии по поводу скрипучего дивана и тонких стен: «нормально, говорите? Угу, у соседей спросим…»
А я любовалась на него.
На то, с каким достоинством он держался, и как на него смотрели люди, как на их лицах боролись любопытство и опаска. Он с первых слов умело ставил себя «на уровень», но не хамил, общался просто, но не давал обращаться с собой, как с пацаном. Держал дистанцию. Вежливо помалкивал и с лёгкостью отказывал, и говорил в лоб, если ему что-то не нравилось.
— … а инструменты есть? — стрелял глазами азартно, и я выбегала из комнаты, предчувствуя его «нетонкие» намёки в мой адрес. А Матвей продолжал погромче:
— … вдруг что-то починить нужно будет. Жена любит, когда я сам. Да, не переживайте, хуже не сделаю, так-то я по профессии слесарь… — доносилось из-за угла деловито, — зачем вам лишние траты… целый ящик? Угу. Небольшой, вижу… но пойдёт.
А я стояла, оглушённая его «женой» и прятала застенчивую улыбку в окно. Туда, где оранжевый солнечный диск закатывался в зеленеющие ветки, где дети спешили наиграться до темноты, где машины суетились по лужам, и тревожили колёсами небо с облаками.
Оставалась только одна ночь без Матвея и одно прощание.
— Похищу тебя в шесть, — предупредил он на следующий день, подвозя меня к подъезду, после пар. — Успеешь собраться?