– Вопрос в том, – сказала дама, вздыхая, – что нам делать, когда мы туда доберемся, ибо, конечно, ворота замка будут заперты гораздо раньше нашего прибытия.
– Это верно. В замке Дуглас, под начальством сэра Джона Уолтона, не так легко отворяют ворота, как у нас в замке. Если вашему превосходительству угодно последовать моему совету, то дня через два мы будем в краю, где нет недостатка в гостиницах, и тайна этого путешествия не будет никому известна, клянусь честью менестреля.
– Благодарю тебя, добрый Бертрам, но не могу воспользоваться твоим советом. Если ты хорошо знаешь эти места, то скажи, нет ли здесь какого-нибудь честного дома; неважно, богат или беден его хозяин, я охотно остановилась бы там до утра. Тогда ворота замка Дуглас уже будут открыты для гостей и… и… надобно тебе сказать, к тому времени мы успеем хоть немного привести себя в порядок, поправить одежду и расчесать волосы.
– Ах, добрая моя госпожа, если б только дело шло о сэре Джоне Уолтоне, я мог бы вам заметить, что лицо, которого не касалась вода, волосы, которые не чувствовали гребня, и взор, самый лукавый, какой вы только сможете изобразить, – лучше всего подошли бы для роли ученика менестреля, которую вы желаете играть в этом маскараде.
– Но неужели же, Бертрам, вы можете терпеть, чтоб ваши ученики были столь наглыми и неопрятными? Что касается меня, я не буду подражать им в этом отношении и неважно, находится теперь сэр Джон в замке Дуглас или нет, я все-таки явлюсь перед его солдатами с умытым лицом и расчесанными волосами. Возвратиться же, не увидев замка, мысль о котором связана даже с моими сновидениями, я не могу… Бертрам, ты волен отправляться куда угодно, но я за тобой не последую.
– Расстаться с вами при обстоятельствах, когда желания ваши почти исполнились, не заставил бы меня сам дьявол! Здесь неподалеку находится дом Тома Диксона Хазелсайда, честнейшего фермера в долине, который известен также как отличный воин.
– Значит, он солдат?
– Когда его отечество или господин нуждаются в его мече. И сказать правду, они редко наслаждаются миром. Когда же войны нет, он враждует только с волками, нападающими на его стада.
– Однако не забывайте, что в наших жилах течет английская кровь, и, следовательно, мы должны бояться всех, кто враждебен правящему дому.
– Вы можете не сомневаться в Томе Хазелсайде и довериться ему, как любому английскому рыцарю. Песнями мы поможем себе найти пристанище, ибо шотландцы – большие любители песен, и готовы отдать последний пенни для ободрения нашего брата. Обещаю вам, что они примут нас так, словно мы родились среди их диких гор. Что вы на это скажете теперь своему верному проводнику?
– Мы воспользуемся гостеприимством шотландца, раз вы ручаетесь за него словом менестреля. Он зовется Том Диксон?
– Да. Взглянув на вон тех овец, я понял, что мы находимся на его земле.
– В самом деле? Почему же вы так думаете?
– Потому что вижу начальную букву его имени на клейме каждой овечки.
– Итак, пойдем кратчайшим путем к этому Тому Диксону. Надеюсь, что нам недолго идти, ибо я очень устала.
Глава II
Путешественники наши вышли на поворот дороги, и перед ними открылась широкая панорама. Довольно дикая, но не мрачная долина, перерезанная ручьем, была покрыта зеленью; там и сям группами росли ольха, орешник, дубы. Ферма была большая, невысокая, прочные стены представляли достаточную защиту от мелких разбоев. Однако против более значительных сил ферма защищена не была и во время войны подвергалась всевозможным бедствиям. В полумиле от нее виднелось готическое здание с полуразвалившейся часовней, которое проводник назвал аббатством Святой Бригитты.
– Я слышал, – прибавил Бертрам, – что дом этот оставляют стоять здесь потому, что там живут два или три старых монаха и столько же монахинь, которым англичане позволяют молиться Богу и оказывать кое-какие услуги шотландским путешественникам. Вследствие этого они находятся под покровительством сэра Джона Уолтона и избрали себе настоятеля, на которого могут рассчитывать. Но говорят, что если гостям их случается выболтать какую-нибудь свою тайну, то тайна эта каким-то образом всегда доходит до английского губернатора, – вот почему я не хотел бы вверяться их гостеприимству.
– Конечно, – отвечала дама, – если мы можем найти более скромного хозяина.
В это время к ферме с противоположной стороны подходили два человека. Они спорили так громко, что путники наши могли различить их голоса, находясь на далеком расстоянии. Прикрыв от солнца глаза рукой, Бертрам воскликнул наконец: