– О, как вы добры! Наконец-то наступит счастливая жизнь!
В те минуты, когда эти слова вырвались из уст дочери, открытие гнусной проделки обрушилось на мать во всем его ужасе и низости.
Подозрения, что ее обманывает хозяин, заставившие мистрис Соулер попытаться втереться в доверенность к Фебе, побудили ее посетить квартиру Жервея в тот же день, только несколько позднее. Услышав (как и Феба), что его нет дома, она вернулась опять, пару часов спустя. Этим временем хозяин дома услышал, что Жервей вывез тайком все свое имущество и скрылся сам, не заплатив ему за две лучшие комнаты в доме.
После случившегося, поняв, как нельзя лучше, действия своего союзника, мистрис Соулер использовала оставшуюся часть вечера на розыски пропавшего, но не нашла никаких следов до восьми часов следующего утра.
В десять часов, как раз в то время, когда Феба посетила Амелиуса, мистрис Соулер, решившись узнать самое худшее, вошла в комнату, занимаемую мистрис Фарнеби.
– Я хочу говорить с вами об известном нам обеим молодом человеке, – начала она резко. – Имели вы о нем известия за последнее время или видели его?
Мистрис Фарнеби, находившаяся постоянно настороже, отвечала уклончиво:
– На что это вам нужно знать?
– Потому что я имею основание думать, что он бежал с вашими деньгами в кармане, – был готов ответ.
– Он не сделал ничего подобного, – возразила мистрис Фарнеби.
– Он взял у вас денег? – настаивала мистрис Соулер. – Говорите мне правду, и я так же буду говорить с вами. Он оплел меня и надул. Если он то же самое сделал с вами, то в ваших собственных интересах требуется не терять время и постараться найти его. Полиция может еще задержать его. Взял он у вас деньги?
Женщина говорила серьезно, весьма серьезно, это доказывали ее глаза и ее голос. Она стояла как живое олицетворение подозрений и опасений, описанных мистрис Фарнеби в письме к Амелиусу. В ее руках была власть, мистрис Фарнеби чувствовала это вопреки своей воле. Она созналась, что дала денег Жервею.
– Послали вы их ему или дали самому? – спросила Соулер.
– Я дала их ему.
– Когда?
– Вчера вечером.
Мистрис Соулер сжала кулаки в припадке бессильной ярости.
– Это подлейший мошенник, какой только может быть на свете! – с гневом вскричала она, – а вы страшнейшая дура! Надевайте шляпку и пойдемте в полицию. Если вы получите обратно свои деньги прежде, чем он истратит их, то не забудьте, что этим вы обязаны мне.
Наглость этой женщины вывела из себя мистрис Фарнеби. Она указала на дверь.
– Вы наглая тварь, – сказала она. – Мне не о чем говорить с вами.
– Вам не о чем говорить со мной, – повторила Соулер. – Вы все устроили между собой с этим молодым человеком. – Она презрительно захохотала. – Вы думаете еще увидеть его?
– Я увижу его сегодня в десять часов утра, – отвечала она разгорячившись.
– И вместе с ним потерянную молодую леди?
– Не смейте говорить о моей потерянной дочери! Я не желаю от вас слышать о ней!
Мистрис Соулер села.
– Посмотрите на часы, – сказала она. – Я останусь здесь до десяти часов. Вам придется поднять скандал в доме, если вы захотите меня выгнать отсюда. Я должна дождаться здесь десяти часов.
Совсем уже готовая на резкий ответ, мистрис Фарнеби, однако, сдержалась.
– Вы хотите вызвать меня на ссору, но вам не удастся испортить счастливейшее утро в моей жизни. Можете дожидаться здесь.
Она отворила дверь в свою спальню и удалилась туда. Совершенно неспособная почувствовать себя оскорбленной при подобном поступке, Соулер с сардонической улыбкой посмотрела на дверь и стала ждать.
Часы в зале пробили десять. Мистрис Фарнеби вернулась в столовую и стала ходить взад и вперед по комнате, беспрестанно приближаясь к окну.
– Видите его? – спросила Соулер.
Его и следа не было. Мистрис Фарнеби придвинула стул к окну и села. Руки ее были холодны как лед. Она, не спуская глаз, смотрела на улицу.
– Теперь я могу объяснить случившееся, – решила мистрис Соулер. – Я человек податливый, вы знаете, и я должна поговорить с вами. Сначала о деньгах. Взял у вас молодой человек денег на путешествие? Он должен был отправиться в чужие края, чтоб привезти оттуда вашу дочь? Угадала я? Я так хорошо знаю его. А что случилось вчера вечером, скажите, пожалуйста. Обещал он вам привезти ее? Сказал он вам, что не покажет ее до тех пор, пока вы не заплатите ему издержки на путешествие и не вознаградите за труд? И вы забыли мои предостережения и поверили ему? Видите, я верно отгадала. Что же не видно его?
Мистрис Фарнеби посмотрела в окно. Ее обращение совершенно изменилось, она стала весьма вежливой с мучившей ее женщиной.
– Прошу извинить меня, сударыня, если я оскорбила вас, – сказала она тихо. – Я очень расстроена, я так беспокоюсь о моей бедной дочери. Вы, может быть, сами мать. Вы не должны пугать меня, вы должны мне сочувствовать. – Она остановилась и прижала руку к голове. – Он сказал мне вчера вечером, – продолжала она тихо и как бы бессознательно, что моя бедная девочка у него на квартире, что она утомлена долгим путешествием, нуждается в отдыхе, прежде чем придет ко мне. Я просила его сказать мне свой адрес и позволить пойти туда. Он уверял, что она спит и ее не нужно беспокоить. Я сказала, что пройду на цыпочках и только посмотрю на нее, я предлагала ему денег вдвое больше, чем обещала, но он оставался непреклонным. Он только и твердил, что я должна подождать до завтра, и потом простился, пожелав мне покойной ночи. Я было бросилась за ним, но упала на лестнице, мне стало дурно. Сбежавшиеся жители этого дома были очень добры ко мне. – Она снова обернулась к окну и стала смотреть на улицу. – Я должна быть терпеливой, – прибавила она, – он только немножко опоздал.
Мистрис Соулер встала и сильно ударила ее по плечу.
– Все ложь! – проговорила она. – Он столько же знает, где ваша дочь, сколько я, и он скрылся с вашими деньгами.
От прикосновения ненавистной женщины в мистрис Фарнеби вспыхнул прежний гнев. Ее характер снова показал себя.
– Вы лжете! – воскликнула она. – Оставьте мою комнату.
Когда она произносила эти слова, отворилась дверь, и в комнату вошла служанка с письмом в руках. Мистрис Фарнеби взяла его машинально и посмотрела на адрес.
Почерк Жервея был ей знаком. Она тотчас же узнала его, и жизнь, казалось, готова была ее покинуть. Она стояла бледная и безмолвная, держа в руках нераспечатанное письмо.
Наблюдая за ней с коварным любопытством и вполне владея собою, мистрис Соулер посмотрела на письмо и в свою очередь узнала почерк.
– Постойте, – закричала она горничной, которая только что приблизилась к двери, – на письме нет штемпеля, кто же принес его? Ждет посланный ответа?
Почтенная женщина отвечала кратко и неохотно.
– Нет.
– Принес мужчина или женщина? – был следующий вопрос.
– Должна я отвечать этой госпоже, сударыня, – обратилась служанка к мистрис Фарнеби.
– Отвечайте мне немедленно, – приказала Соулер. – Этого требуют собственные интересы мистрис Фарнеби. Неужели вы не видите, что она не в состоянии говорить.
– Хорошо, – отвечала служанка, – это был мужчина.
– Косой.
– Да.
– В какую сторону он пошел?
– К северу.
Мистрис Соулер бросила письмо на стол и поспешно выбежала из комнаты. Служанка приблизилась к мистрис Фарнеби.
– Вы еще не читали своего письма, сударыня, – сказала она.
– Нет, – бессознательно отвечала мистрис Фарнеби, – я еще не открывала его.
– Боюсь, что оно содержит дурные вести, сударыня.
– Да, полагаю, что так.
– Могу я что-нибудь сделать для вас?
– Нет, благодарю вас. Да, одно. Распечатайте письмо.
Странное было поручение. Служанка удивлялась, но повиновалась. Она была добросердечная женщина, жалела бедную леди. Но движимая любопытством, она спросила, как только вынула письмо из конверта: «Должна я прочесть его, сударыня?»
– Нет, положите его на стол. Я позвоню, когда вы мне понадобитесь.
Мать осталась одна, одна со смертным приговором, ожидавшим ее на столе.