сволочь, как могила. И гулко стучал по столешнице кулаком, сокрушаясь в хмельном
надрыве, то ли горестном, то ли хвастливом. И что-то про жену. О том, как ему,
старому псу, незаслуженно в жизни повезло.
По какому же поводу и с кем поддавали? И отчего его проняло так
нагрузиться? Даже машину на стоянке бросил и добирался домой на частнике.
– Скажи-ка, Кнопочка, а помнишь, я недели две назад набравшийся пришел?
Ты еще меня ругала пьяной рожей, а потом заставляла глотать аспирин и уголь?
– Ну, – кивнула Валерия, подтвердив, что помнит.
– А с кем я алкоголь пьянствовал, ты у меня заодно не допыталась?
– Чего допытываться? Ты сам тогда и выложил. С Пашкой, – ответила Лера. –
А что, сейчас это важно?
– Вот дерьмо, – после паузы процедил Леонид. – Да нет, Кнопка. Забудь.
Неважно.
Лера уточнила:
– Воропаев, ты ему что-то по пьяни разболтал?
– Мог, – ответил тот сдержанно.
Валерия сосредоточенно думала. По ходу Лёниного повествования она уже
начала прозревать, насколько сделанные ею выводы были далеки от
действительности. Во-первых, получается, что Антон Ефремов не причастен к
похищению Леонида. Во-вторых, зловещий Фогель не садист и Тохин подручный в
одном лице, а сам по себе мальчик, свой собственный. Стервятник. Хотя и садист.
Ошибка, допущенная в рассуждениях, Валерию не смутила. С какой стати? У
нее не было нужной информации, поэтому ее мысль и пошла по ложному пути. А
теперь информации у нее достаточно. И тогда встает логичный вопрос: какова же в
этой истории роль друга Пашки?
Она поняла. И процедила:
– Сволочь. Я с ним разберусь.
– Не смей! – взвился муж и охнул, и снова упал на жесткую подушку.
Отдышавшись, произнес просительно:
– Не лезь в это дело, Лерунчик, пожалуйста, не лезь. Ты лучше вот что
послушай. Тот случай, которым меня шантажировали…
– Да иди ты со своим случаем! – тоном завзятой грубиянки прервала его Лера.
– И какое вообще мне дело до твоего прошлого, солнце? Лучше заткнись и береги
силы.
Он так и сделал, заткнулся, прикрыв веки. Вряд ли обиделся, скорее наоборот,
был благодарен.
– Я люблю тебя, – одними губами проговорила Лера и отвернулась к окну,
стараясь сдержать новые слезы. Идиотка. Как есть, идиотка.
– Тоже мне новость, – не открывая глаз, тихо ответил Леонид. – Мы оба любим
друг друга.
Как он расслышал? Расслышал… Сказал, что любит. «Мы оба любим» – это
ведь и значит, что он тоже любит, правда? Конечно.
Оказывается, для Леры это было важно – знать, что Лёнька ее любит. И она
редкостная дура, что никогда не заговаривала с ним об этом.
Но она заявила сварливо:
– Насколько же ты приземленный субъект, Воропаев. Мог бы как-то иначе
выразить чувства. Все-таки в любви признаешься, а не список для супермаркета
пишешь.
Леонид внимательно и грустно взглянул на жену и произнес:
– Если бы я знал, что тебе это надо, я привел бы тебя на вершину мира и там
рассказал, как люблю. Но тебе это надо?
Лера, опустив глаза, сказала:
– Если это правда, то надо.
– Дура ты, Бурова, – со вздохом проговорил Леонид.
– Наверно, – не стала спорить Лера. – Поспи пока. Не трать сил. Памир не
убежит, мы там еще побываем.
А потом, поколебавшись, она все же решилась. У нее оставалось недоумение,
которое необходимо прояснить чем раньше, тем лучше. И корысть была ни при чем.
Просто поступки для Леры Буровой всегда были важнее слов. И она спросила:
– А скажи-ка мне, Воропаев… В завещание ты кого еще вписал? Извини, я этот
нюанс как-то пропустила. И раз уж ты сам об этом заговорил…
Муж ответил удивленно:
– Только тебя. А кого же еще? Что за странные вопросы, Лера?
Потом, сообразив, о чем она, добавил:
– Ты что, про Юлю подумала? Выбрось эту девицу из головы, Лела. Кстати, как
она? У нас не появлялась?
Лера неопределенно пожала плечами, скроив кислую гримасу.
Леонид, расценив ее мимический жест по-своему, пообещал:
– Вот встану на ноги, разберусь с ней. Кнопочка, поверь, даже если я был на
все сто процентов уверен, что Юлия мне дочь, то и тогда я обсудил бы нюансы с
тобой, прежде чем вписать ее в завещание. Хотя в любом случае должен был тебе
посвятить в ситуацию, но как-то так все навалилось разом… Нервничал я очень. Мне
у тебя прощения попросить нужно бы, но только давай отложим, ладно? Что-то не
очень здорово я себя чувствую сейчас.
Лера подумала, что с Юлей уже разобрались, но сообщить об этом ему не
спешила. Зачем волновать? Лёньке и так досталось выше крыши. И потом,
неизвестно еще, как он отреагирует. Это сейчас он хорохорится: разберусь, то, се…