Пятнадцать. Или больше. А может, меньше. Не знаю. А вам?
Мне пятьдесят.
Завидую вам. Вы выглядите моложе.
А ты, ты выглядишь старше.
Как ни смотри, оба мы ошибаемся. Я в этом уверен. Мне пятьдесят, а вам пятнадцать. Не возражаете?
Отнюдь. Ты или я, не все ли равно. Скажи лучше: ты знаешь, кто ты?
Нет. А вы?
И я не знаю.
Но вы по крайней мере уверены, что существуете?
Я — нет. А ты?
Нет. Я тоже не уверен.
Но наши лица? С ними-то что случилось?
Это маски. Их одолжили тому, у кого нет лица
Ты спишь?
Нет. Это что-то другое.
Ты грезишь? С открытыми глазами? Отдаешься на волю своего неуемного воображения? Стараешься почувствовать себя человеком, заполнить пустоту?
Для этого я слишком слаб.
Тогда что же ты делаешь? Глаза твои широко раскрыты.
Я играю.
Ты — что?
Я играю в шахматы.
С кем?
Не знаю.
А кто выигрывает?
Этого я тоже не знаю. Знаю только, кто проигрывает.
Эй, ты там! Ты вроде молишься?
Не угадали.
Твои губы шевелятся.
Привычка, наверное.
Ты привык так много молиться?
Так много. И даже еще больше.
Чего ж ты просил в своих молитвах?
Ничего.
Прощенья?
Может быть.
Знаний?
Может быть.
Дружбы?
Да, дружбы.
Шанса избежать зла и прилепиться к добру? Хоть какой-то уверенности, что живешь по правде или — хотя бы — просто живешь?
Возможно.
И это ты называешь ничем?
Совершенно верно. Это я называю ничем.
Ты был богат?
Очень богат. Как король.
Чем занимался твой отец?
Он был торговцем. Ему приходилось тяжело работать.
Я думал, богатые не должны работать.
Мой отец работал. От рассвета до поздней ночи. Моя мать помогала ему. Мы все помогали, даже дети. У нас просто не было выбора.
Значит, он не был богат.
Нет, был. Ни один нищий никогда не покидал нас без того, чтобы насладиться вкусной едой за нашим столом, вместе с нами. Моя мать подавала ему первому. А в праздничные дни наш дом был полон бедняков: это были наши почетные гости.
Где ты жил?
Во дворце. Просторном, огромном. И прекрасном. Великолепном, роскошном. Необыкновенном.
Сколько там было комнат?
Три. Нет, четыре. Мы немножко натыкались друг на друга, но это ровно ничего не значит. Водопровода там не было. И все же — это был дворец.
Ты когда-нибудь вернешься туда?
Нет. Этого места больше нет.
Что ты станешь делать, когда все это кончится?
Построю дом и наполню его едой. А потом приглашу всех бедняков со всей земли, и мы вместе будем есть. Только…
Да?
Только никто не придет, потому что все это никогда не кончится.
Ты знаешь, ты словно одержимый! У тебя всего одна мысль, одно желание: поесть, наполнить желудок, усладить едой свое сердце.
Я голоден.
Как-то не принято все время думать о еде.
Как-то не принято все время быть голодным.
Ты хочешь сказать, больше ничего не имеет значения?
Больше ничего и нет.
А как же идеи? Идеалы? Великие мечты человечества о преобразовании мира? Извечная радость человека, познавшего секрет ожидания?
Можешь отдать их все за один ломоть хлеба.
А Бог?
Давай не будем говорить о Боге. Во всяком случае, не здесь.
Значит ли это, что ты больше не веришь в Него?
Я этого не сказал.
Должен ли я заключить, что твоя вера не покинула тебя?
Этого я тоже не сказал. Я сказал, что отказываюсь говорить о Боге здесь, в этом месте. Сказать «да» было бы ложью. Сказать «нет» — тоже. Уж если на то пошло, я бы встретил Его гневным криком, резким жестом, бормотаньем. Но превратить Его — здесь — в теологический вопрос — на это я не пойду! Бог — здесь — это дополнительная миска супа, которую пододвинули к тебе или отняли у тебя просто потому, что кто-то рядом с тобой оказался проворней или сильнее. Бога — здесь — можно найти не в простых или высокопарных фразах, а в ломте хлеба…