Люпин поднял брови.
— Интересный вопрос и одновременно сложный, — задумчиво произнес профессор. — Многие считают так, но лишь потому, что боятся. Я не согласен с этим. Я считаю, что у каждого есть своя частичка тьмы, но есть и что‑то хорошее, помогающее одолеть тьму. Думаю, я лучше других понимаю, что не стоит судить о книге по ее обложке. Могу я узнать, почему ты спросил об этом?
Гарри озабоченно посмотрел в сторону. Профессор Люпин ответил ему так же, как он сам думал, но это не означало, что мальчик готов доверять профессору во всем.
— Вы уже рассказали о себе, теперь, думаю, моя очередь, — тихо произнес Гарри, по–прежнему избегая встречаться с профессором глазами. — Просто… я не знаю, как…
Убрав поднос на соседнюю кровать, Люпин сел на дальний край постели Гарри.
— Как насчет того, чтоб начать с самого начала и рассказать все по–порядку? — предложил он. — Обо всем, чем захочешь поделиться.
Кивнув, Гарри стал рассказывать. Вначале парень кратко рассказал о своей жизни до Хогвартса (пропустив некоторые места, которые могли бы разозлить мужчину). Затем юноша продолжил говорить о первом годе (опять не упомянув большинство трудностей, с которыми пришлось столкнуться). В заключение он рассказал о прошлогодних приключениях — здесь пришлось признаться, что он может говорить со змеями.
Прикусив нижнюю губу, Гарри бросил осторожный взгляд на друга своих родителей и удивился, заметив симпатию, а не отвращение на лице мужчины. Не выдержав долгого взгляда Люпина, он отвернулся. Ему не нравилось, когда кто‑нибудь жалел его.
— Гарри, я ни на секунду не поверил бы, что ты можешь быть темным магом, — мягко произнес профессор Люпин. — Полагаю, твои одноклассники не слишком хорошо восприняли это.
Парень покачал головой.
— Они считали, что я потомок Слизерина, что я насылал василиска на маглорожденных, превращая их в камень, — тихо произнес юноша. — Это происходит не по моей воле. Я просто смотрю на змею и слышу все по–английски.
— Я считаю, если ты не будешь использовать это, чтобы навредить кому‑либо, тебе незачем беспокоиться, — подвел итог профессор Люпин. — Сложнее примириться с этим. Что ты сам думаешь о своей способности разговаривать со змеями?
Гарри вздохнул, и плечи его опустились.
— Я ненавижу это, — признался он. — Я ненавижу, что во мне сидит частичка Волдеморта. Почему я не могу быть нормальным? Я не хочу быть уродом.
Люпин придвинулся к парню, его тело внезапно напряглось.
— Кто сказал тебе, что ты урод? — осторожно спросил он.
Поняв, что сказал слишком много, мальчик побледнел и закрыл рот руками. Именно поэтому он не хотел никому говорить о своей жизни на Прайвет Драйв. Юноша не желал злить кого‑либо. Мысленно отругав себя, Гарри попытался быстро придумать правдоподобную ложь, чтобы увести разговор с этой неприятной темы.
— Гарри, я не злюсь на тебя, — отвлек парня мягкий голос профессора. — Я просто не понимаю, как кто‑то мог сказать что‑то подобное. Ты не урод. Я даю тебе слово, как волшебник и как друг твоих родителей.
Парень посмотрел на профессора мокрыми от слез глазами. Все, что сказал мужчина, звучало слишком хорошо, чтобы быть правдой. Сколько себя помнил, Гарри хотел больше всего быть нормальным, и вот сейчас, наконец‑то, кто‑то говорит ему то, что он так отчаянно желал услышать.
Профессор еще немного придвинулся к юноше, при этом до сих пор находясь достаточно далеко от него, чтобы тот чувствовал себя комфортно.
— Я могу понять, если ты не хочешь говорить об этом сейчас, но, пойми меня правильно, чем дольше ты будешь не принимать этого, тем дольше их обращение с тобой будет воздействовать на тебя, — сказал он ласково. — Никто не собирается давить на тебя, однако, если все было настолько плохо, насколько мы считаем, тогда мы сделаем все, что в наших силах, чтобы ты никогда туда не вернулся.
Заявление профессора Люпина застало Гарри врасплох. Множество вопросов вскипело в голове, но лишь один вопрос, который он столько раз уже задавал себе, когда условия становились невыносимыми, вышел вперед, заслонив все остальное, не дав мальчику окончательно выйти из равновесия.
— Но где я буду жить? — спросил он. — У меня нет больше родственников, а у всех остальных свои семьи, своя жизнь.
— Уверен, мы что‑нибудь придумаем, — ободряюще произнес Люпин. — Никто не заслуживает такой жизни. Кем бы он не был.
Как бы не противился Гарри, как бы не говорил себе, что не стоит спешить, но надежда уже пустила корни в его сердце. Наконец исполнится одного из его заветных желаний? Он навсегда уедет от Дурслей и их ненависти, не будет слышать их каждодневных воплей?.. Была лишь одна проблема.
— А что насчет Полуночника? — неуверенно спросил юноша. — Он, наверно, сейчас голоден и потерян.
Люпин улыбнулся: по–видимому, его забавляла привязанность мальчика к животному.
— Как давно у тебя эта собака? — спросил он.
— Э… где‑то неделю, — сказал Гарри. — Я нашел его, пытающегося уснуть в кустах на заднем дворе. Он был не похож на остальных собак, с которыми мне приходилось встречаться. Он был очень добр ко мне.
Заметив шокированное лицо профессора Люпина, парень отвернулся, почувствовав стыд за то, что так быстро и слепо поверил незнакомому животному.
— Он защитил меня, — уже тихо добавил он.
— Так это бездомная собака, — подвел итог Люпин, но при этом он явно думал о чем‑то другом. — Как он выглядел, Гарри? Как Грим?
Гарри посмотрел на профессора явно смущенно.
— Что такое Грим? — спросил он.
Уже не в первый раз Гарри попадал в ситуацию, когда не знал чего‑либо общеизвестного в волшебном мире — и это мальчику жутко не нравилось, — но что поделать, если ему никто никогда не рассказывал об этом.
Люпин прикусил губу — профессор выглядел встревоженным. Юноша не понимал, что происходит. И ему это явно не нравилось. Однако он, сам не понимая почему, был уверен, что Полуночник никогда ему не навредит.
— Полуночник, как ты его назвал, был очень большой черной собакой с синими глазами? — осторожно спросил мужчина.
Гарри огорченно вздохнул. Он должен был понять, что иметь такого компаньона, как этот пес, было слишком большой удачей для него.
— Ох, он ваш? — спросил он, опустив глаза. — Извините, я не собирался забирать его себе. Просто он был единственным из окружающих, который не испытывал ненависти ко мне.
Люпин поморщился — еще одна страница жизни парня “дома” открылась ему.
— Он тебе ничего не делал? — мягко спросил Люпин. — Не причинял тебе боли?
Гарри помотал головой.
— Он просто слушал, — ответил он тихо. — Я… я был расстроен. Я не хотел работать весь день, когда Дурсли ничего не делали. Полуночник стал для меня кем‑то вроде родственника, что‑то забытое, из далекого прошлого, или что‑то вроде этого. Я не знаю, как по–другому объяснить это. Он просто мой друг.
— В ком ты отчаянно нуждался, — продолжил за него Люпин понимающим тоном. — Я не ругаю тебя, Гарри, мне просто любопытно. Большинство людей заметят появление такого друга — большой черной собаки. Как ты умудрился скрывать его от дяди и тети?
Юноша пожал плечами.
— Это не было сложно, — сказал он спокойно. — Дурсли оставляли меня одного, их не бывало дома весь день. Полуночник оставался на улице, пока они не уходили спать, потом я проводил его в дом. Так как я готовил утром завтрак для всех, то мне не было трудно выпускать его до того, как они проснутся.
Профессор Люпин улыбнулся и встал.
— Очень умно, — сказал он. — А сейчас ты должен отдохнуть. Мы сможем поговорить побольше позже, и я поведаю несколько историй о твоих родителях. Я поговорю с Дамблдором о Полуночнике, хорошо?
Гарри не удержался от улыбки. Мужчина этот относился к нему с какой‑то родительской любовью, и от осознания этого у Гарри становилось хорошо на душе. Миссис Уизли, конечно, была замечательной, но она была матерью Рона. У нее самой дома хватало проблем, чтобы еще беспокоиться о сироте.