Боялся того, что чувствую к Василисе. Поэтому вцепился в Маришку. И у меня получилось на время отвлечься. Я снова влюбился. Точнее, чувства к ней добавил ребенок. Я был твердо намерен воспитать своего малыша и из-за чувства вины пытался заново полюбить его мать, она ведь этого не заслуживала. По моему мнению тогда. Сейчас же она заслуживала худшего.
Но это не меняло того факта, что… Квартира пустая. Полно мебели, но будто не было ничего. Поэтому я направился в комнату Василисы. Я не заходил туда с того дня, как она уехала. Маришка захотела выкинуть вещи девочки, те из немногих, что остались, но я не позволил и сказал сложить все в её комнату и запереть на ключ. Тогда я поверил в то, что она хотела для меня, как лучше. Но не сейчас.
Зашел в комнату. Коробки. Это первое, что бросилось в глаза. Пыль. И большой енот на постели. Она не взяла его. Раньше никогда не расставалась с ним, даже в поездки в соседний город брала, если мы ездили с ночевкой. А ведь я помню тот день, когда выиграл для неё этого плюшевого зверя, как будто это было вчера. Но вот уже больше месяца енот лежит на кровати и ждет свою хозяйку, которая если и вернется, то точно не сюда. У неё есть дом. Дом её родителей. Её дом. И никто не запретит ей жить там. Захочет — поселится там, не захочет — пф, проблемы? Нет.
Сел на её постель. Протянул руку к игрушке, взбивая её от пыли.
— Ну что, друг, остались мы с тобой одни, без неё? Тебе ведь тоже её не хватает. Я знаю, — усмехнулся. С игрушкой разговариваю. Докатился. Но прижал енота к груди, надеясь почувствовать её запах. Хотя мне казалось, что из этой комнаты он и не выветривался. Здесь все пахло ею. Будто она была рядом.
Казалось, будто она сейчас упадет рядом со мной, откинется на спину и потянет из моих рук Треугла. Немного странное имя для енота. Да еще и плюшевого. Но сейчас я бы все отдал, только чтобы услышать её:
— «Немедленно отдай мне моего Треугла, утконос!» — она набралась от моей сестры фразочек, поэтому иногда бывало такое, что они одновременно меня так называли.
— «Утконос!» — пронеслось в голове.
И ласковое Василисы:
— «Утконосик!» — при этом она очень мило улыбалась. Я всегда качал головой и уходил исполнять очередную прихоть моей сестры. Просила за Захарру всегда Василиса. У меня была слабость к ней, и Захарра этим умело пользовалась. И я никогда не понимал, почему подчинялся и делал все, что просила Василиса, пусть иногда это были прихоти Захарры?
Теперь ответ прост. Я любил Василису. Любил, люблю и всегда буду любить. Не как младшую сестру, а как девушку. Подумать только, Василиса росла на моих глазах, я считал её сестрой все то время, что её знал, но только сейчас осознал, что значили моя забота и ласка к ней.
Я никогда не повышал на неё голос. Интересовался, как дела, как учеба и не нужна ли ей помощь, хоть каждый раз и выходило так, что мы сидели с ней за моим домашним заданием, и именно она объясняла мне тему. И я понимал. С первого раза. Это была не скучная лекция. Её голос хотелось слушать. Поэтому я и закончил университет с красным дипломом. Потому что слушал её.
Я оглядел комнату. И заметил отличие. На столе стояла рамка с фотографией. Нашей фотографией. Она была сделана в тот самый день её рождения в парке аттракционов. В парке был фотограф. Старичок лет пятидесяти пяти. Фотографировал всех прохожих абсолютно бесплатно. И заметил нас. Василиса, которая радовалась еноту, которого я только-только для неё выиграл, и мое внимание к её персоне привлекли фотографа. Он остановил нас и попросил сфотографировать. А нам что? Мы согласились. И тогда у меня появилась идея посадить Василису к себе на плечи, а она обнимала меня за шею, наклонившись так, чтобы ухватится руками и за енота, которого в руках держал я, и поцеловала в щеку, я же улыбался ямочками. Тогда я не понял тех слов фотографа, которые он мне сказал, когда я забирал фотографии:
— «Когда поймешь — не потеряй.»
Сейчас я понял. Но уже потерял. Подумать только, уже тогда было заметно, что я любил эту девчонку, которая ворвалась в мою жизнь рыжим ураганом. До меня же это дошло только спустя четыре года. А Василиса была влюблена в меня если не все это время, то как минимум половину. Дурак.
Но было приятно осознавать то, что она решила забрать хоть что-то. Если верить тому фотографу, все было понятно по нашим лицам. Та фотография — это то, с чего началась наша история. Из-за чего она приехала сюда, какие отношения у нас были с самого начала, как мы не знали, как общаться друг с другом. И как нам было весело. Мои друзья и сестра прекрасно приняли её, а она сама стала рыжим солнышком для всех нас. Вот только она была моим солнышком. Хотя…
— Была, есть и будет. Ты всегда будешь моим рыжим солнышком, Василиса, — произнес я в пустоту и поднялся с кровати. Взял в руки первую попавшуюся коробку и открыл. Рамки с фотографиями. Кивнул своим мыслям и поплелся в гостиную. Буду восстанавливать квартиру. Она будет такой, какой была до того времени, как Василиса уехала, или я не Фэшиар Драгоций.
***
Я упал на диван мешком картошки. Никогда не думал, что это так утомительно — приводить квартиру в прежний вид. Уборку мы с Василисой всегда делали вместе, а потом её делала только Василиса, потому что Маришка не хотела, а я слушал и внимал каждому слову Резниковой. Совсем от рук отбился. Придется вспоминать, что да как делать. Но Василису подводить я не хотел. Снова не хотел. Я отправил её к бабушке, не разобравшись в ситуации при том, что эту самую бабушку скрывал от самой Василисы больше года.
— Точно, бабушка! — я подскочил с дивана и потянулся за телефоном. Номер я нашел быстро. Главное, чтобы подняли трубку.
— Слушаю, — стальная леди. Ни привет, ни пока, кто звонит, а сразу «слушаю».
— Здравствуйте, Нерейва Родионовна, — поздоровался я.
— А, это вы, Фэшиар. Здравствуйте-здравствуйте. Приятно вас слышать. Что-то случилось, раз вы звоните мне? Вы хотите передать мне руководство над компанией Василисы? Тогда лучше передайте его Мираклу, у меня сейчас слишком много работы, — наигранно удивленным голосом произнесла она.
— Нет, я бы хотел, чтобы вы снова оформили документы над опекунством об Василисе на меня, — терпеливо пояснил я.
— Увы, но я не могу этого сделать. Моя внучка уж слишком сильно привязалась к этому месту и людям, так же, как и я к ней, поэтому не желаю расставаться с ней ни на минуту. Если это все, то мне пора, — произнесла женщина и подождала пару мгновений. Фэш уже отсчитывал секунды до той минуты, когда она отключится, но у него сорвалось быстрее, чем он успел подумать:
— Как она? — по ту сторону будто все умолкло. Исчезли все звуки. Ничего не было слышно. Но через минуту, когда Фэш собирался уже сам отключится, ему ответили:
— Уже намного лучше, чем тогда, когда она только оказалась здесь. Её потрепала жизнь и предал любимый человек. Она не может быть в порядке, Фэшиар, но она намного сильнее, чем кажется. Переживет. Василиса огорчена и разочарована. Поменяла номер телефона всего-то неделю-полтора назад, потому что устала ждать от вас сообщение или звонок, — больно. Больно слышать и больно понимать, до какого состояния я довел Василису. — А сейчас извините, мне нужно идти, — последние слова и гудки. У меня получилось только откинуть от себя телефон и схватиться за голову. Дебил. Если ты и имел хоть какую-то надежду на то, что она тебя простит, то можешь забыть о ней, Драгоций.