— Ур и Элам?
— Знаешь, мне трудно сказать, Ур это был или Элам. Там таблички при въезде не было. Но судя по тому, что я видел и чувствовал, скорее всего, действительно эти времена и это место.
— Расскажи.
Я рассказал. Закончил, как раз подъехали к театру. Маша плакала. Я улыбнулся:
— Ну, не расстраивайся, это же было так давно, и я потом еще сто раз родился. А в следующей был фараоном и дожил до ста лет. Пошли про Аладдина смотреть.
— Пошли, — всхлипывая, сказала Маша.
На Аладдине смеялись и хлопали. Я обратил внимание, что у девочки в углу рта показалась капелька крови. Видимо не смеялась очень давно.
На ночь начались принцессы: волшебные письма, феи, драконы и дальше по списку, рыцарь, конечно, ну и паж на закуску. Самому стало интересно.
Меня хватали за руку и просили: «Еще немножко!»
И я выдавал еще немножко, потом еще немножко, а потом все.
— Все, солнышко, спим, нам завтра на башню.
Ее вздох, мой поцелуй, и свет выключен.
Утром меня разбудил звон разбившейся на кухне посуды. Я посмотрел на часы. Безумное время, семь тридцать.
— Чего ей не спится, — пробормотал я, вставая и надевая халат.
На кухне стояла Маша с совершенно белым лицом и трясущимися губами. На полу валялись осколки разбитой кружки.
— Что случилось? — зевая спросонья, спросил я.
— Я кружку разбила, — прошептала девочка.
— Черт с ней, — равнодушно заметил я. — А что тебя в такую рань подняло?
— Я хотела приготовить тебе завтрак и разбила кружку.
Слеза медленно ползла по щеке девочки.
— Твою любимую, с драконами. Ты вчера говорил.
«Странно, — удивленно подумал я, — вчера сбегала, сегодня завтрак готовит. Или у детей это норма? Столь быстрый переход от ненависти к любви. Чуть пригрел ребенка, рассказал анекдот, сделал подарок — и готово? Доверие и любовь уже завоеваны?»
Я пожал плечами и шагнул ближе. Маша зажмурилась.
Я кашлянул. Девочка открыла глаза.
— У меня есть еще любимая, вот эта, с собачкой, — сказал я, снимая с полки кружку. Поднял ее повыше и отпустил. Осколки разлетелись по всей кухне. Маша, не понимая, смотрела на меня.
— Знаешь, я думаю, что без блюдец кружкам будет скучно, — я достал пару блюдец и одно протянул девочке. — Давай кидай, — улыбнулся я.
— Что кидать?
— Блюдце. К кружкам до кучи, чтоб не скучали, — и я шмякнул свое об пол. Брызнули осколки. — Давай, давай, смелее. Чего ты боишься? Посуду никогда не била? Давай. Привыкай.
Я взял блюдце из ее руки и бросил на пол. Девочка вздрогнула.
— А тарелки? — я взял тарелку и протянул Маше. — Тарелку сама, я посмотрю.
Маша выпустила тарелку из рук. Ударившись о керамогранитную плитку, тарелка раскололась на две половинки.
— Ну, кто же так посуду бьет, — протягивая девочке следующую, возмутился я. — Поднимаешь повыше и с силой об пол. Давай, я посмотрю.
Маша робко улыбнулась.
— Давай, тренируйся. А то с таким навыком замуж выходить нельзя. Тебя же проверять будут, как ты посуду умеешь бить.
Девочка высоко подняла тарелку, зажмурилась и со всей силы грохнула об пол. Звон разбившейся тарелки слился с трелью дверного звонка.
— Молодец! — сказал я и пошел открывать, недоумевая, кого это черт принес в такую рань.
В дверях стоял сосед снизу в майке, с сигаретой и мусорным ведром в руке. Я поморщился, сосед торопливо затушил сигарету о ведро и бросил окурок внутрь.
— Привет, Борь, — поздоровался я. — Ты чего с утра пораньше?
— Привет, — ответил он. — Да вот, пошел мусор выносить и слышу, у тебя посуду колотят. Чего, жена вернулась?
— Нет, племянница.
— Ну, да? Крутая девушка, познакомь.
— Заходи, — посторонился я.
Борис оставил пустое ведро за порогом и прошел на кухню.
— Ути, господи! — воскликнул он, увидев Машу, стоящую среди осколков. — Это все твоя работа? — обвел он глазами кухню.
Маша смущенно пожала плечами.
— Правильно, — кивнул Борис. — С ним так и надо. А то у него бабы не держатся. Ты его вот так держи, — и Борька сжал кулак, показывая, как надо меня держать.
— Ну, привет, — выходя с кухни, ткнул он меня в плечо. — Не буду мешать вам развлекаться.
— Молодец, — сказал я Маше. — Видишь, Борьке понравилось, как ты посуду бьешь.
— А кто это? — спросила девочка.
— Наш сосед снизу. Ну, давай, теперь подметать.
Когда осколки были убраны, а пол на кухне и в коридоре даже пропылесосен, я спросил: