Подойдя к той самой двери, Марат сам её открывает ключом, и я неосознанно фыркаю: думала, что и это охранники сделают. Не удивилась бы, если так и было, они, наверное, и еду его пробуют перед тем, как он за стол садится.
– Заходи, – обращается ко мне Самойлов, включая джентльмена и пропуская меня вперёд.
Немного замявшись, осматриваю каждого по очереди и понимаю, что выбора у меня нет – либо я сама перешагну порог этой квартиры, либо меня туда занесут. Обречённо вздохнув и пытаясь унять бешено колотящееся сердце, делаю шаг и оказываюсь в знакомом доме.
Через секунду за моей спиной хлопает дверь, и, вздрогнув, я оборачиваюсь, но… никого. А когда раздаётся звук поворачивающегося ключа, я и вовсе понимаю, что меня заперли. Отлично просто, не видать тебе, Лина, ни ответов, ни приветов.
Глава 2
Лина
Бродила я по квартире часа два, не зная куда себя деть и надумывая всякое. Ну как бродила – дальше гостиной и ванной комнаты не ушла, большую часть времени сидела на тёплом полу у окна во всю стену, наблюдая, как день сменяет ночь. Сидела и перебирала все варианты в голове, но так и не нашла логики в поступке Самойлова. Не могу понять, на кой чёрт я ему сдалась? У меня в голове не укладывается, как вообще можно стать опекуном взрослого человека? Может быть, я, конечно, и не знаю ничего о подобной процедуре, но я взрослый человек и не нуждаюсь в опекуне.
Но больше всего волнует, что забрали меня из дома бабушки в чём была – чёрной тонкой блузке на пуговицах и таких же чёрных узких штанах. Ни куртки, на улице так-то конец осени, ни сумки, ни кошелька с документами, ни, что самое главное, телефона. Как я узнаю новости о состоянии мамы? Так, Самойлов сказал, что её перевели в другую клинику в городе, получается, я даже не знаю, где она.
Чёрт!
Бросаю взгляд на стационарный телефон, но даже позвонить некому, спросить хотя бы в какую клинику перевели маму. Но одного человека я всё же набрать могу. Встав с пола, я иду в сторону тумбы, где покоится телефон, и набираю номер, который знаю наизусть.
– Алло, – раздаётся по ту сторону, и я облегчённо выдыхаю.
– Юль, это Лина, – сообщаю подруге, прислонившись к стене.
– Лина! Боже! Как ты? Где ты? Что от тебя хочет этот тиран? Я так волновалась, в полицию позвонила, но надо мной поржали и бросили трубку, – тараторит как сумасшедшая – в этом вся Юлька.
– Я в порядке, относительно. Плохого мне ничего не сделали, – спокойным тоном отвечаю. – Пока что, – добавляю, вспомнив свою выходку в машине. Уверена в том, что мне этого просто так не оставят.
– Я так за тебя боюсь! Весь интернет перелопатила и столько всего начиталась про этого Самойлова, – цокает языком подруга.
– Например? – спрашиваю и устраиваюсь на полу, так как разговор будет долгим, судя по всему.
– Например, что он поднялся в девяностых, и не секрет, что все, кто тогда поднялся, делали это незаконно, пройдясь по головам, – со знанием дела начинает рассказывать Юлька. – У него ликёроводочный завод «Соловей», Самойлова обвиняли в убийстве много лет назад, подозревали, что занимается контрабандой, а за его спиной гора трупов…
– Ты всё это в интернете прочитала? – перебиваю её, прищуриваясь.
– А где ещё, – отвечает, и я усмехаюсь.
– Ну это же пресса, мало что они там пишут. Не думаю, что это правда…
– Ты дурочка, Лин? – возмущённо обращается она ко мне. – Такие, как он, хорошими не бывают.
– Какие «такие»? – прикусив губу, спрашиваю я.
Понимаю, что, возможно, она права, ведь много раз по новостному каналу передавали подобные истории. Даже фильмов куча, где те, кто поднялся в девяностых, теперь «законопослушные граждане», типа чиновников, депутатов, владельцев крупных компаний. Но я не хочу в это верить! Не хочу думать, что моя мама столько лет работала на бандита, а теперь он заявил, что является моим опекуном, и запер меня в своём доме. Разве мама не поняла бы, что с этим человеком не всё чисто, если каждый день в его белье копалась?
А что если она знала?
Да нет, невозможно. Мама не стала бы работать на такого человека. Она у меня слишком хорошая, чтобы получать деньги у того, кто по головам ходит. Это, получается, грязные деньги, а мама у меня честная и правильная. Она не стала бы.