Свежий воздух остужает кожу, но липкое ощущение чужого мужского тела на моем никуда не девается. Я никак не могу сделать полноценный вдох. Мне все время кажется, что сейчас вместе с кислородом я вдохну в себя запах Макса.
Веду Тагира домой. На автомате наливаю ему в миску чистой воды и собираюсь на тренировку. Морально я уже выжата. Надо сделать это еще и физически, чтобы вернуться и отключиться без сновидений.
Переодевшись в мотоэкипировку и закинув в рюкзак спортивную форму, сажусь на свой байк, опускаю визор шлема, крепче сжимаю руль и стартую с места, разгоняясь в попытке слиться с мощным потоком воздуха. Пульс учащается, меняется дыхание и в какой-то момент не остается ничего кроме скорости. Я обожаю это ощущение. Отдаваясь ему, я могу чувствовать себя свободной.
Какие-то минуты от дома до зала, а мне стало гораздо легче.
Оставляю байк на парковке. Скользя ладонью по прохладным металлическим перилам, забегаю по ступенькам на крытое крыльцо и вхожу в зал.
— Привет, — ударяемся кулаками с Кирой, местным администратором.
— Где пропадала? — спрашивает она.
— Работа, — морщусь, протягивая ей карту клиента.
Она быстро отмечает мой визит в базе. Перекидываемся еще парой слов и я ухожу переодеваться в форму.
Разминаюсь, тянусь и прошу тренера отработать со мной все моменты, в которых я облажалась сегодня с Максом. Мне сейчас себе надо доказать, что я могу с этим справиться. И дело было совсем не в физическом преимуществе соперника.
Меня сначала отправляют на тренажеры. Окей, я совсем не против. Средняя нагрузка на все группы мышц, передышка и в спарринг.
С женщиной легче. А мне надо ломать себя, иначе от этой тренировки не будет толку. И мне находят в партнёры парня по комплекции и весу примерно как Макс. Только этот не раздевается. Нам дают три раунда. Два из них я у него выигрываю.
И ни разу он не пытался уложить меня под себя! Это был естественный бой с захватами, болевыми приёмами, работой со слабыми местами противника.
Тренировку заканчиваем, когда всё тело начинает гудеть от нагрузок. Пальцы покалывает, во рту сушит. Восстанавливаю дыхание и осторожно пью воду маленькими глотками.
— Полегчало? — смеется тренер, присаживаясь рядом со мной на скамейку.
— Немного, — устало улыбаюсь ей.
— На следующей тренировке предлагаю взять соперника крупнее. На улице вряд ли кто-то будет ориентироваться на массу.
— Знаю. Сегодня мне было принципиально разобраться именно с этим, — прикрыв глаза, отвечаю ей.
Снова иду в душ. В этот раз быстро. Чувствую, как приятно подрагивающие мышцы расслабляются под потоком теплой воды. Теперь можно и домой…
Добираюсь. Тагги встречает меня в прихожей, радостно виляя хвостом.
— Спать, — сообщаю ему.
Сил осталось впритык на то, чтобы переодеться и упасть на кровать. Даже свет не выключаю. Плевать. Он мне сейчас не мешает.
Закрываю глаза и вырубаюсь, пока настойчивый будильник не заставляет меня снова их разлепить.
А вот и утро…
Повернув голову, смотрю в окно. Небо затянуто тонким серым слоем дождевых облаков с просветами то тут, то там.
Глянув прогноз на сегодня, делаю себе кофе и собираюсь на службу.
Байк на парковку не загоняю. Мало ли, опять придется экстренно куда-то срываться. Иду к операм. Они все так удивленно на меня смотрят. Надеялись, больше не появлюсь? Тем приятнее их разочаровать.
— Не раздевайся, — обращается ко мне Денис, снимая с вешалки свою куртку. — Со мной едешь.
— Куда? — задрав голову, смотрю на него.
— Макс распорядился опросить родителей погибшей девочки.
Почему я уверена, что он сделал это специально?
Ну да черт с ним. Не доставлять же этому заносчивому засранцу еще больше удовольствия. Хватит с него вчерашнего выигрыша.
Денис зовет к себе в машину. Решаю не отказываться. Надо же обсудить стратегию поведения. Он кажется мне адекватным и бесит меньше всех остальных.
Сажусь вперёд, пристёгиваюсь. Здоровяк усмехается, заводит движок и везет нас по нужному адресу.
— Постарайся абстрагироваться от эмоций. У них горе, им больно и даже страшно. Они жаждут справедливости. Могут плакать, кричать, оскорблять или чего-то требовать. Наша с тобой задача, несмотря ни на что, оставаться спокойными и задавать вопросы, которые могут нам помочь, — инструктирует Денис. — Поняла?
— Да, — киваю для убедительности.
— Вот и умница. Если чувствуешь, что не вывозишь, просто выйди в соседнюю комнату. Продышись и вернись. Мы им поможем только если будем делать свою работу. Если готова, пойдем, — жестом указывает мне на подъездную дверь.
— Пошли, — выдыхаю я.
Пока поднимаемся, стараюсь настроиться на встречу с болью родителей, потерявших дочь, еще и при таких ужасных обстоятельствах. Не знаю, возможно ли когда-то к такому привыкнуть. Наверное, да. Что-то внутри нас отмирает, и мы начинаем смотреть на этот мир иначе. Как врачи, как спасатели и все, кто так или иначе спасает или пытается спасать человеческие жизни.
Наверное, мне бы даже хотелось, чтобы внутри меня умерло что-то такое, но там всё просто сломалось давно и безвозвратно. Теперь лупит изнутри при каждом удобном случае. Как осколок, который никогда тебя не убьют, но будет причинять боль до конца жизни.
Денис сам звонит в дверь, а я топчусь за его широкой спиной.
«Ты сможешь. Ты сможешь. Сможешь…» — повторяю себе. — «Должна»
Помогает слабо. Едва не подпрыгнув от щелкнувшего замка, закрываю глаза и медленно выдыхаю.
— Здравствуйте. Капитан Морозов. Нам надо поговорить. Мы войдем? — по подъезду гулким эхом разносится голос Дениса.
— Проходите, — ему отвечает совершенно безжизненный мужской.
Перешагивать через порог сложно. Всё горе этой семьи разом давит на плечи. На обувной полке стоят детские кроссовки с модными стразами, явно наклеенными вручную. На вешалке пара её курточек, тряпочный рюкзак на верёвочке. В таких носят сменку или физкультурную форму.
Руки сжимаются в кулаки, и я делаю над собой усилие, шагая за Денисом в одну из комнат.
На матери погибшей девочки нет лица, тень с красными, заплаканными глазами. Руки дрожат, она комкает насквозь промокший платок и смотрит на нас невидящим взглядом.
Когда приходили к нам домой, моя мама натянуто улыбалась и убеждала полицейских, что с ее дочерью ничего такого произойти не могло, они ошиблись. Помню, как она все время поправляла прическу, переживая за то, как выглядит перед ними. Всё время убеждала оперов в высшей степени приличия нашей семьи. А в приличных семьях не случается насилия. Она так в это верила… Она до сих пор в это верит.
Я не слушаю, о чем они говорят. Прислонившись к стене, смотрю на фотографии девочки, кубки, медали. Её мама поднимает взгляд на меня. Она до сих пор молчала. Теперь мы долго смотрим друг на друга. С моих ресниц срывается слеза. Горячая капля скатывается по щеке. Так непрофессионально! Смахиваю, пока не увидел Денис.
— Найдите его, — шепчет женщина, еще крепче стискивая в кулаке платок. — Найдите этого зверя. Найдите чудовище, убившее мою девочку! Я умоляю вас. Заклинаю. Найдите, — она сползает со стула. Её ловит муж. Денис срывается за водой, а я непослушным голосом вызываю скорую.
— Мы найдем, — забрав у Дениса стакан, сама вкладываю в ладони бледной как полотно матери малышки. — Найдем.
Когда-то нам тоже обещали найти. Улыбались, говорили, что у них самая высокая раскрываемость.
— Спасибо, — тихо говорит Денис. — Мы будем держать вас в курсе.
Им это все сейчас не нужно. Муж крутится вокруг своей жены в ожидании врачей. А нам пора уходить.
К машине спускаемся молча.
— Ты как? — спрашивает капитан Морозов, устраиваясь за рулем.
— Нормально, — стараюсь быть убедительной.
— Хорошо держалась, — ободряюще улыбается мне.
— Только ничего полезного не узнали, — вздыхаю, ногтем ковыряя ткань собственных штанов.