– Надеешься на родителей? Думаешь, вытащат и отмажут от любого преступления, ведь так? Нам с тобой проще договориться, – парень упорно молчит. – Ну, ну, продолжу в том же духе, посмотрю, на сколько тебя хватит. Ты, сучара конченная, в моём родном городе торговал «дурью» и здесь продолжаешь. За это ответишь прямо сейчас. Посмотрим, какой ты стойкий боец.
Я подошёл к сидящему на табурете парню и залепил ему такую оплеуху, что тот слетел на пол. Снова усадил на табурет. Конечно, я нарушил все, что можно нарушить. Мне и самому неприятно, что я его ударил. Успокаиваю себя тем, что на улице бьют гораздо жёстче. А это совсем немного за его наркобизнес. Но вспоминается избитый до синевы Шира. Мне тогда было просто стыдно за своих коллег. А когда на ночном дежурстве навестил в камере задержанного в краже мобильника пацана, увидел жуткий страх в его глазах, просто растерялся. Я не хочу внушать людям ужас только своим появлением. А вот сегодня сделал первый шаг к этому. И совсем скоро не буду ничем отличаться от своих старших коллег. Может быть, во мне сейчас сыграла классовая ненависть? Ведь будь я одним из них, отношения с Викой сложились бы куда удачней. Но отступать-то некуда: если вернемся с пустыми руками, выходит, зря ехали за тысячи верст. Подхожу к парню вплотную, тот сжимается, ждёт удара. В глазах пляшет страх, смотрит на меня уже заискивающе, отчего мне вдвойне неприятно. Если человек не сломлен, он даже смотреть на тебя не будет. Уставится в пол, ожидая любого продолжения, пусть даже самого страшного. Душу пронзила простая и ясная мысль: я этим заниматься не хочу. Но не хотеть заниматься в общем, это не значит прекратить заниматься в частном. Так что, продолжаю свою партию.
– Ну как, брателло, будем говорить или молчать? Смотри, пока твой папочка примчится выручать беспутного сыночка, тому уже почки отобьют и скажут, что так и было. Представляешь, от твоей красоты ничего не останется, будешь ходить с вечно опухшим лицом. У нас в ментовке с этим просто.
Смотрю на него, не мигая, как удав на кролика. Стараюсь придать себе свирепый вид, в чём, наверное, и преуспеваю. Парень неожиданно заплакал. Видно дошло, что папа далеко, а я совсем рядом. Сразу же меняю тон. Теперь я хороший и душевный мент, который всеми силами пытается помочь узнику.
– Ну-ну, не надо слёз, ещё ничего страшного не произошло и, возможно, не произойдёт. Отвечай честно, и мы вместе подумаем, как тебе выпутаться из этой очень плохой ситуации. У меня к тебе всего один вопрос, от которого зависит вся твоя жизнь. Расскажи про немецкий «Вальтер» девятого калибра.
– Какой «Вальтер»? Ничего у меня нет и не было.
Парень испугался сильно. Знает, сука, где его ствол бабахнул. Знает, что его подружка погибла.
– Да тот самый, который ты ремонтировать отдавал однокласснику. Слава уже во всём признался. Сказал, что заменил в нём пружину и боёк новый выточил. Пойми, дурья голова, дело-то очень серьезное. Из тебя все равно этот ствол вытянут, но только вместе с кишками, и твой папочка не поможет. Потому как из этого пистолета убит очень важный человек, которому твой родитель и в подметки не годится. Подумай хорошо. Я не тороплю. Тебя в момент убийства в городе не было, так что, по большому счёту, ты в стороне. Скажи, кому продал пистолетик и мы, что вполне возможно, тихо разойдёмся.
Было видно, как парень напряженно думает, борется с собой: рассказать или нет.
– Рассказать тебе все равно придется, и никуда ты не денешься.
И Максим внял моим убеждениям:
– Пистолет мой, я его в Белоруссии нашёл. Там у меня родственники. А где потерял, не помню.
– Потерял, так потерял. Подробней про потерю расскажи. Как это можно потерять такую объемную и тяжелую вещицу?
А душу накрыла грусть-тоска. В глубине этой самой души понимаю, так оно и есть, парень не врёт. Ну а если так, то раскрываемость этого дела снова приближается к нулю.
– У нас ещё дома «наезд» случился. Одна левая бригада нас прессовала.
– За продажу некачественных наркотиков?
– Ну, примерно… Вот пока эти тёрки шли, я и таскал с собой «пушку». Потом всё вроде улеглось, с нас вину сняли, и я на радостях набрался.
– Напыхался, наверное.
– И то, и другое. В клубе коньяк пил, а на улице раскумарился. И, конечно, вырубился во дворе дома на лавочке. У меня в этом доме подруга жила, я к ней и припёрся. А она не пустила меня к себе. Часа через три, под самое утро, очухался и домой отвалил. Потом ещё целые сутки в себя приходил. Вот тогда и вспомнил про пистолет, а его у меня уже не было.