Я вспомнил молодого слугу. Его я тоже принял за итальянца.
Мисс Мак-Генри успокоилась и стала даже улыбаться, отчего похорошела. Я попросил её рассказать о Роберто Кассини.
– Весёлый и приветливый человек, что называется душа компании. Храбр. Галантен с дамами, причём совершенно бескорыстно. Немного ловелас. Если Вас интересуют родители: из актёрской семьи.
Ну что ж, и на том спасибо.
– А с Парксом у него какие были отношения?
Пожатие плеч.
– Не знаю.
– У Вас есть оружие?
– Да.
– Не могли бы Вы мне его показать?
– А зачем? – Она снова насторожилась.
– Я очень прошу Вас, мисс.
Результат превзошёл всё, что я мог ожидать: мисс вынула из кармана плаща, мирно висевшего на вешалке, превосходный армейский пистолет. Откуда у женщины такое оружие?
– Я женщина и живу одна. Должна быть готова к обороне. Приобрела первое, что попалось.
Я ушёл из номера весьма изумлённый.
Следующим моим – и последним в тот день – собеседником оказался гобоист Каэтани. Она сидел у себя в номере с компрессом на ноге и высказывал надежду, что к завтрашнему дню поправится.
– Завтра у нас «Бал-маскарад». Вы слышали? О, сходите непременно! Синьор Верди – гений, а это одна из лучших его опер! Синьора Ангиссола уговаривает директора поставить «Трубадура» – это ещё лучше. А сегодня играют «Искателей жемчуга», и без меня обойдутся. Знаете?
– Я три раза собирался послушать эту оперу, и все три раза неудачно. В первый раз произошла драма – в тенора стреляла обиженная женщина, и спектакль отменили. Во второй раз – перед самым выездом стало плохо моей матери, и мы остались дома. Третий раз был недавно в Карлайле – погиб мой родственник, и мне уже было не до театра.
Синьор Каэтани слушал мой рассказ с живейшим вниманием, а после последней фразы сочувственно заахал.
– Собственно, из-за этого родственника я к Вам и пришёл.
– Вы знакомы с майором Рейс-Морганом?
– Нет.
– А с мистером Парксом?
– Разумеется! С ним что-то случилось?
Реакция гобоиста совершенно отличалась от реакции синьоры Ангиссола. Он искренне огорчился, стал спрашивать, надо ли ему хоронить покойного друга и что с ним случилось. Я почувствовал невольную симпатию к собеседнику и коротко рассказал ему об обстоятельствах дела.
– Артур пришёл к нам после смерти Жюстин. Она скончалась внезапно, на представлении «Дочери полка», в конце спектакля. Больше мы его не ставили. Пришёл по объявлению отвратительный тип, с которым невозможно было работать. Потом синьор Имолезе привёл Артуро. Мы с ним поладили, и музыкантом он был неплохим. О себе он рассказывал, что недавно потерял невесту. Некоторое время жил в доме её брата, потом решил устроиться на работу. Был он несколько чопорный, как и все англичане, но хороший сосед… Нет, но как же так! Такой хороший человек! У него есть родственник, надо ему написать!
Я успокоил итальянца – кузену покойного уже написали.
– У мистера Паркса было оружие?
– Если и было, то я его не видел.
– А что случилось в воскресенье?
– Да ничего особенного! Он пошёл в церковь, ну в вашу, протестантскую. Есть ли наша церковь в Карлайле, мы не знали, поэтому собрались в номере у Джорджо, помолились. Потом стали играть в карты.
Только итальянцы способны чередовать молитвы с картами.
– Потом спохватились, что пора на репетицию. Я зашёл в номер, мы с Артуро вместе жили. Его не было. Я оделся потеплее и пошёл в театр, на репетицию. В театре Артуро не было, куда он пропал- не знаю. Да я синьору Стефану всё это рассказывал.
– Синьор, я вижу, что Вы очень умный и приятный человек, – я почти не врал. – Не могли бы Вы мне рассказать о Вашей труппе, о её членах. Вот, например, Ваш директор. Что Вы о нём знаете?
– Синьор Стефан – хорват из Рагузы. Был, говорят, в молодости отличный певец – баритон, но рано потерял голос. Потом играл на скрипке, на контрабасе и ещё на чём-то, а когда умер синьор Дюмурье – стал директором. Человек он хороший, справедливый, но уж больно скучный.
– А синьора Ангиссола?
– Незаурядная женщина! Умная, решительная. Дружит с директором. Причём тут не роман, а именно дружба, как между мужчинами. Синьор Паоло, Вы мне не передадите печенье?
Печенье стояло на полочке. Я передал синьору Каэтани печенье, затем налили стакан вина, он устроился с удобствами и стал увлечённо рассказывать:
– Я Вам говорил про синьора Дюмурье? Он был наполовину француз, наполовину итальянец, директор труппы. Он был человек, что называется, деловой, но однажды дела пошли наперекосяк. Синьора Жюстин, которая мне всё это рассказывала, говорила, что его вины там не было, а было неудачное стечение обстоятельств. Ну, артисты и музыканты стали разбегаться, синьор Дюмурье был в отчаянии, вокруг него остались только самые стойкие, в том числе его собственная дочь, флейтистка, синьор Стефан – он как раз тогда переквалифицировался в музыканты, синьора Жюстин, а из певцов – только синьора Тереза и синьор Роберто. Никакие оперы в таком составе ставить было нельзя, поэтому давали концерты: Тереза и Роберто пели арии и дуэты, а музыканты играли. Какое-то время работали все за кусок хлеба, не очень толстый, синьор Петрич и синьора Ангиссола даже вложили свои деньги в дело – он побольше, она поменьше, потому что любит тратить, но потом Дюмурье выкарабкался. Синьор по гроб жизни считал, что он у этой компании в долгу. Потом дочь Дюмурье вышла замуж и перестала выступать, сам Дюмурье умер, а эти четверо так и остались друзьями. Точнее теперь уже трое, потому как Жюстин в прошлом году тоже умерла. Хорошая была женщина: и умная, и добрая. Её дочь, которая теперь наше главное сопрано, ей в подмётки не годится. Даже по красоте: мать была блондинка, посветлее синьоры Терезы, с тёмными глазами. Когда она умерла и сказали, что ей было сорок восемь лет, я ушам своим не поверил – выглядела она на десять лет моложе. А дочери её было всего семнадцать, и синьора Тереза оформила над ней опеку.