– О моём отце?!
– Да, мадам.
Ну, раз просите – получите.
– Моего покойного отца звали Викрам Шринивасан. Он был индиец из касты кшатриев. Семья его была небогатой, чтобы содержать себя, мать и первую жену, он поступил на службу в Бенгальскую армию сипаев. Служил честно. Дослужился до звания джемедара – лейтенанта. Воевал в Крыму, где и познакомился со своей второй женой, моей будущей матерью. После Восточной войны он служил в Канпуре, где родилась я.
Я смотрела на англичанина. Говорит ли ему что-либо название «Канпур»?
– Мой отец был в числе тех солдат, которые подошли к резиденции свергнутого пешвы и спросили: «князь Нана Сагиб, ты с нами или с англичанами?»
Визитёр вздрогнул. Ага, проняло.
– Отец воевал на стороне повстанцев и погиб во втором сражении за Канпур. У Вас есть ещё вопросы?
– У Вас есть братья?
– Нет.
– Дядья, кузены?
– Все родственники мои со стороны отца умерли по разным причинам ещё до начала Великого восстания.
– Гнусного мятежа.
Я не успела ответить, как прозвучал, совершенно неожиданно, красивый женский смех.
– Логика высшей англосаксонской расы, – сказала Элизабет – это она смеялась, – положительно непостижима для простых смертных. Вы много рассуждаете о свободе и любви к родине – но вешаете и расстреливаете тех, кто борется за свободу и любит свою родину. Вы осуждаете испанцев за конкисту и русских – за раздел Польши, но столь благородные чувства не мешают вам захватывать и грабить чужие земли. Вы восхваляете Боливара и Костюшко, но если Костюшко – герой, то герой и Нана Сагиб.
Я думала, гость лопнет от оскорблённого имперского величия.
– Да как Вы смеете сравнивать русского медведя с благородным британским львом! Британская империя – олицетворение добра и прогресса!
Тут засмеялась я.
– Разумеется, не стоит сравнивать две империи! В Российской офицер -армянин может стать генералом, а в Британской предел возможностей индийца – звание субадара – майора.
Такой генерал ухаживал за мной во время гастролей в России. Он был старый и уродливый, и я его, разумеется, отвергла. Но сам факт, что азиат смог сделать карьеру, производил впечатление.
Поистине титаническим усилием воли англичанин совладал с собой.
– Как к Вам попал револьвер?
– Какой револьвер?
– Маленький, отделанный бронзой дамский револьвер. Я предполагал, что он достался Вам от отца. Но мятеж был восемнадцать лет назад, и ни один негодяй не может совершить преступление спустя шесть лет после смерти. Значит, оружие попало к Вам другим путём.
– У меня нет оружия. Я и стрелять не умею.
– Тогда откуда оно взялось?
– Откуда мне знать?
– Никто, кроме Вас, не мог привезти его в Карлайл.
Запоздалая мысль: а не выставить ли его за дверь? Мы на территории Британии, но я плачу за этот номер и могу выгнать отсюда persona non grata.
– Это был мой револьвер.
Это сказал Ранвир.
А Элизабет вскрикнула.
Глава 17.
Рассказывает Пол Эверсли.
Слуги в наше время слишком много себе позволяют. Сначала эта горничная, теперь слуга певицы.
– Откуда он у тебя?
– Это подарок Вивьен. Вашей сестры.
– Миссис Рейс-Морган, – сухо поправил я, – она делала тебе подарки?
– Я сидел тогда в тюрьме, – слуга медленно выговаривал слова, – ко мне пришла Куку, служанка. Он принесла тюрбан и передала слова госпожи: она не пойдёт против мужа, даст показания против меня, но внутри тюрбана деньги и револьвер, я могу бежать. Я не мог бежать – стрелять я тогда не умел, а тюремщикам нельзя было доверять. Они бы деньги отняли, а мне не помогли.
Слуга замолчал, а я посмотрел на Рубину Пернэ. Либо она великая актриса, либо была изумлена.
– Меня приговорили не к смерти, а к заключению на Андаманских островах. Я бежал потом оттуда на лодке. Там был один человек, он мне помог, я ему все деньги и отдал. Встретил французский корабль. Они догадались, но мадам Ваша мать, – он повернулся к хозяйке, – просила капитана за меня. Она думала, я как Ваш отец. На Андаманы отправляли повстанцев. Я сказал: «мадам, я буду служить Вам до конца дней моих».
– А тебя-то за что отправили на каторгу?
Слуга вздохнул:
– Меня обвинили в изнасиловании госпожи Вивьен.
– Что?!
Это сказали хором мы с мисс Пернэ. Какое трогательное единодушие.
– Не верю! Моя мама никогда не взяла бы в свой дом мужчину, совершившего такое преступление!
– Она сомневалась. Ваша служанка, Амрита, была уже старая и больная, слуга нужен был, но мадам боялась за себя и за Вас. Я поклялся на коровьем хвосте, что не причинял зла женщинам, и вам не причиню.